Дом, милый дом!

Когда мы вскарабкались на платформу, электричка уже тронулась. И напрасно мы надрывали глотку, взывая к жалости машиниста, нам ничего уже не могло помочь — поезд ушел, а мы остались. Три тонких силуэта на пустынной платформе: два высоких и один маленький; а вдали убегающие огни тепловоза.

— И что нам теперь делать? — упавшим голосом проговорила Ксюша. — Следующая только в 5 утра, а до шоссе часа 2 ходьбы, а с этой красоткой… — она встряхнула Соньку, которая все еще висела на наших плечах, как раненый боец, — и все 3.

— Тачку поймаем, — попыталась успокоить себя и подругу всезнающая Леля.

— Ты оглянись.

Я оглянулась: станционная домушка, запертый ларек, пустынные лавки и ни одной живой души, не говоря уже о душах, имеющих автомобиль.

— Хочу домой. К ма-а-а-ме, — требовательно запищала Сонька и попыталась поджать ноги, чтобы вольготно повисеть на наших шеях.

— Я тебе покажу маму! — зарычала я. — Как ща дам в лоб!

— Не надо. Она и так пострадала, — вступилась за подругу Ксюша, но только для виду, знала же, что я Соньку никогда не обижу.

— Черт! — вдруг заорала я радостно. — У тебя же сотовый. Давай такси вызовем!

— Точно! — взвизгнула Ксюша и полезла в сумку.

Вскоре она уже давила на кнопки, лучезарно улыбаясь окружающему миру.

— Ну что? — прокряхтела я, вспотевшая под тяжестью Соньки, забота о которой теперь целиком лежала на моих плечах.

— Ничего, — захныкала Ксюша.

— Как ничего? У тебя что тоже телефон за неуплату отключили?

— Да не работает он тут! — она потрясла трубкой. — Сплошные шумы и треск.

— Н-да! Положеньице! — сокрушенно протянула я. Потом, подпинув Соньку под пятую точку, скомандовала: — Пошли, девоньки, ножками. Авось к утру доберемся.

… Мы прошли километра полтора по ухабистой, грязной дороге, пока нас, ошалевших от усталости, мокрых от жиденького снежка, подающего на наши непокрытые головы, не подсадил одинокий автомобилист.

Нырнув в теплый, пропахший бензином салон старенького «Москвича» мы ощутили себя почти счастливыми. Я вытянула ноющие ноги, Ксюша сунула замерзшие руки себе под попу, а Сонька и вовсе почувствовала себя как дома — растянулась на сидении и захрапела.

— Притомилась? — хмыкнул водитель, весело косясь на спящую.

— Ага. Шла долго, — буркнула я, надеясь, что до него не дойдут перегарные выхлопы, выпускаемые Сонькиным приоткрытым ртом. — До Города довезете?

— Довезу. Только до промзоны.

— И на этом спасибо.

Мы замолчали. Я выглянула в окно — судя по указателям ехать нам оставалось минут 25. Неужто меньше чем через час я окажусь в своей теплой постельке? Воистину! Я блаженно закрыла глаза и задремала.

Проспала я не больше 10 минут, и разбудил меня хриплый ото сна голос Соньки:

— Я хочу домой! К маме!

— Едем уже, — ткнула ее в бок Ксюша. — Заткнись.

— К маме, — продолжала требовать Сонька.

Ксюша наклонилась к самому моему уху и прошептала:

— Она что никогда не протрезвеет?

— Пока не проспится, — огорчила я подругу. Что поделаешь, Соньку даже пешая прогулка под дождем со снегом не может привести в чувство.

Тем временем наша неугомонная вскочила, проморгалась, совершенно бессмысленно уставилась на водителя и изрекла:

— Пшел вон!

— Чего? — ошалел мужик.

— Все вон, — прохрипела он и ткнула кулаком в дверку.

— Уймите подругу, девочки, — недовольно проговорил водила. — А то высажу.

— Да чте-е-о ты! — сощурившись, выдала Сонька, очень похожая в эти минуты на своего папашку.

— Заткнись, — зловещим шепотом скомандовала Ксюша.

— Сама заткнись! — огрызнулась Сонька, вновь долбанув по двери.

Ксюша натянула ей на лицо капюшон, надеясь, наверное, что в темноте скандалистка потеряется и от безысходности уснет. Но не тут-то было!

  87