очень нудно 
10 
– Страшилок начитался?
– Батон-то? Обычно такого не рисовал. У нас гараж прямо возле кладбища, он там завозился с двигателем и уже за полночь домой топал, вот и причудилось ему… Два дня рисовал, а потом за шкаф закинул. Халтура, говорит. Только возле рынка продавать.
– Не скажи, – заметил я. – Я бы на стенку повесил.
– Я с батоном потрещу, может, он подарит. Ему все равно без надобности, – великодушно сказал Стасик.
Я повернулся к Лорке, чтобы спросить ее мнение о картине, и замер. Она смотрела на холст, с омерзением скривив губы.
– Что, не нравится? – поинтересовался Стасик.
– Нет, – сказала она, мотнув головой. – Убери, пожалуйста.
Он не стал ничего уточнять и вернул холст на прежнее место, за шкаф. Лорка села на стул.
– Чего? Плохо, что ли? – встревоженно спросил Стасик.
– Да нет, нормально.
– Говори. Рожа у тебя… – Он запнулся: слово «рожа», конечно, к Лорке никак не подходило.
– Неприятная картина, – сказала Лорка. – Но написано талантливо.
– Угу, – неопределенно буркнул Стасик.
– Послушайте, а мы можем туда сходить? – спросила она.
– На кладбище? – уставился на нее я. – Ради бога. А что там делать?
– Ну… Интересно. Каждое кладбище – это история города.
– Да хоть сейчас.
– Без вопросов, – сказал Стасик. – Раз уж мы задвинули школу… На кладбище ветер свищет, завиваясь над крестом, на могилке… э-э… – Он осекся, потому что дальше было не шибко прилично.
Лорка хихикнула.
– Знаю я, знаю, – сказала она. – Тара-рам тара-ра-рам, тут могила растворилась, вышел из нее мертвец: «Что ты делаешь, негодный?»
– Тара-рам меня, подлец, – закончил я. – Какие мы образованные и утонченные молодые люди. Аж противно.
– А что? Детский стишок, – пожал плечами Стасик. – Так что, валим на кладбище? Только я бутер свой дожру, делал ведь, старался. Ну и розы – я себе оставлю, да? Красивые…
– На кладбище мы пошли пешком – чтобы убить время. По дороге Стасик пространно рассуждал о мертвецах.
– Вот смотри, Лех, – приставал он, – положили мертвеца в гробик, гвоздями забили, зарыли. Лежит он там, и что с ним происходит?
– Разлагается, – рассеянно буркнул я, пиная пустую банку из-под «Доктора Пеппера». – Что ему еще делать?
– А почему?
– В смысле? Почему разлагается? Потому что из мяса. Хочешь, проведи эксперимент – кошку дохлую, или крысу, или просто вырезки грамм триста в ящичек положи, и закопай и проверяй ежедневно.
– Лениво, – сказал Стасик. – Ну… А вот бывает, что живого закопают. Он заснул там или заболел чем, а потом проснулся, глядь – а сам в гробу. Ковырь, ковырь крышку-то, а она не поднимается. Страшно, наверное…
– Страшно, – согласился я.
– Гоголя, говорят, так закопали. Я где-то читал. Откопали потом, смотрят, а он уже почти гроб изнутри прогрыз, но все же помер по-настоящему, не успел вылезти.
– А чего они его откапывали? – удивился я.
– Не помню… Письмо он, что ли, оставил. Если, мол, ласты склею, вы потом посмотрите, правильно я склеил или неправильно. А они опоздали. Вроде так я читал.
– А кладбище у вас старинное? – спросила Лорка, слушавшая нашу дискуссию без особого интереса.
– Лет сто, – сказал Стасик с видом знатока, хотя ничего про кладбище знать не мог – они сюда приехали из Челябинска не так уж и давно, когда дед помер.
– А я вот точно знал, что кладбищу под две сотни; раньше там была церковь, но при большевиках ее сломали и построили из кирпича кинотеатр…
– Сто пятьдесят, – сказал я веско.
Стасик не стал спорить, а Лорка удивилась:
– Так много?!
– У нас еще еврейское есть, его еще до войны забросили, – сказал я, – но там и не кладбище уже, а так, заросли… Ямки всякие, кусты, деревья. Даже памятника порядочного не осталось. Там кто-то копается, золото, наверное, ищут. Евреев, говорят, когда хоронили, всегда золото в могилу клали, хоть чуть-чуть. А кто богатый – тем много.
– А это уже оно, кладбище ваше?
Да, это уже было оно. Толстая краснокирпичная ограда с крестообразными сквозными отверстиями, местами вместо старого кирпича – новый, обычный силикатный. Над оградой нависали липы, на которых вполголоса каркали вороны.
– Осторожно, тут никогда не прекращается бомбежка, – предостерег Стасик.
– Мой отец еще при советской власти на субботник сюда ходил, – сказал я, – так они затеяли гнезда вороньи разорить, чтоб не пакостили. Пригнали машину, ну, которая фонари ремонтирует, мужик поднялся в этой штуке к гнездам и давай ломать. Черта с два сломали – они аж проволокой алюминиевой поприкручены. Парочку оторвали, плюнули и уехали.
10 
