Последние отзывы

  11  

— Молли сказала, ты с кем-то встречаешься, — заметила Грейс, которой не терпелось получить подтверждение или опровержение правоты сестры.

Айрин небрежно махнула рукой:

— Не совсем. А вот она снова встречается с тем парнем, которого привозила на Рождество.

— Они с Бо всего лишь друзья, и тебе это прекрасно известно. А вот твоя попытка сменить тему подсказывает мне, что ты что-то скрываешь.

— Да с кем мне встречаться? Я здесь никогда никому не нравилась, — усмехнулась Айрин.

Возможно, сейчас это заявление и не соответствовало действительности, но прошлое оно отражало верно. Когда мать двадцать два года назад вышла за преподобного Баркера и переехала из соседнего городка Буневилля с троими детьми, Грейс было всего лишь девять лет. Возраст вполне достаточный, чтобы понять: то, что говорят о ее матери, лестью не назовешь.

Вы только на нее посмотрите — расхаживает тут, задрав нос кверху. Я такой выскочки еще не видела. Да у нас в Стилуотере нашлось бы с десяток дам куда как более достойных, чтобы стать женой преподобному. Да эта Айрин на все десять, если не пятнадцать лет моложе преподобного. Нацелилась на его деньги, только они ей и нужны.

Жил Баркер скромно, владел только лишь фермой, но и это было больше того, что имели в Буневилле Айрин и трое ее детей. И этого было достаточно, чтобы вызвать у обитателей Стилуотера негодование и возмущение. Они были чужаками, и обращались с ними так, словно их мать присвоила что-то, на что не имела права.

Сыграло свою роль и то, что преподобный не стеснялся при каждом удобном случае отзываться о своей супруге в уничижительном тоне, причем даже с кафедры. И если поначалу Айрин еще вспыхивала от волнения в обществе мужа, то через некоторое время, узнав его получше, прониклась совсем другими чувствами.

Грейс всегда удивлялась тому, что город души не чаял в Баркере, что человек столь дурной и злобный смог убедить большинство в том, что он святой.

Мозолистая рука сжала ее запястье, глухой голос прохрипел в ухо: «Молчи». Она пискнула, и человек, которого она называла папой, надавил сильнее, предупреждая о последствиях, которые ждут ее в случае неповиновения. Мэдлин, его дочь, спала на кровати в той же комнате, но Грейс, боясь его мести, не смела разбудить сводную сестру…

— Что с тобой? — Мать с тревогой посмотрела на нее. Воспоминание свернулось и спряталось. Она обхватила себя за плечи — прошлое как будто дохнуло холодом — и попыталась улыбнуться:

— Ничего.

— Точно?

— Конечно, — уверила ее Грейс, но мир и покой уже улетучились. Она словно шагнула из-под солнца в мрачный, стылый подвал. Образы и ощущения, все то, чего она так старательно избегала, что удерживала, чему противилась, нахлынули с новой силой. — Здесь… здесь слишком жарко. Пойдем посидим на веранде.

— Никак не могу поверить, что ты вернулась. Через тринадцать лет… — пробормотала, следуя за ней, мать.

Ответ сорвался с губ, прежде чем она успела взять себя в руки:

— А я не могу поверить, что ты так и не уехала.

— Я и не могла уехать, — возразила Айрин. — Неужели ты думаешь, что бросила бы Клэя?

— Как это сделала я?

Мать удивленно взглянула на нее:

— Нет. Я… я вовсе не это имела в виду.

Грейс опустилась на подвесную скамеечку. Потерла лоб. Конечно. Никто из тех, кто знал правду, ни разу ни в чем ее не обвинил. Не зная, что сказать или сделать, они просто жалели ее. Жалели, но не винили. Это она винила себя.

— Извини. — Усилием воли Грейс попыталась успокоить заколотившееся вдруг сердце, умерить пульс. — Мне трудно приезжать сюда.

Мать села рядышком и взяла ее за руку. Она ничего не говорила и только покачивалась взад-вперед.

Странно, но напряжение ослабло. Жаль, что тогда, восемнадцать лет назад, Айрин не смогла, не нашла в себе сил поступить вот так же. Поддержать. Успокоить…

— А здесь мило, да? — заметила наконец Айрин.

— Мне нравится.

— Ты надолго?

— На три месяца. Если получится.

— На три месяца? Это хорошо. — Мать разжала пальцы и поднялась. — Я люблю тебя. Наверно, мне следовало бы почаще говорить тебе это, а я… подвела тебя. Но я тебя люблю.

Что ответить? Грейс не знала. И потому задала давно мучивший ее вопрос:

— Если не обращать внимания на что-то ужасное, отвратительное, значит ли это, что оно исчезает, перестает существовать?

  11