Последние отзывы

  86  

— Вызовите врача! — распорядилась Эйми, но в следующую секунду Джейсон вскинул руку, притянул к себе голову Эйми и прижал ее губы к своим в долгом, страстном поцелуе.

Наконец она оторвалась от него, хотя ей этого и не хотелось. Джейсон тут же вскочил и, взявшись за Рафаэля, быстро уложил на пол молодого, менее рослого парня.

— Я не хотел делать вам больно, — проговорил Рафаэль, когда Джейсон наконец дал ему подняться на ноги.

Эйми стояла в тени, повернувшись спиной к присутствующим. Ее все еще трясло от поцелуя Джейсона, поцелуя, который, как ей казалось, не имел для него никакого значения.

Как всегда, Джейсон отвез Эйми домой, стараясь не думать о том, каким унылым станет этот дом, когда Эйми и Макс уедут.

— Еще один день, — проговорил Джейсон, — и все будет кончено. Ты будешь рада, не так ли?

— О да, очень.

Джейсон ничего не сказал, но ее ответ больно ранил его.

— Макс будет очень рад возвращению, я уверен в этом, — заговорил Джейсон. — Он, должно быть, скучает по своей комнате.

— Да, конечно, — согласилась Эйми.

— А этот человек…

— Арни, — с готовностью напомнила Эйми.

— Да. Он, несомненно, будет рад вам.

— Безумно, — поддакнула Эйми, пытаясь заставить свой голос звучать искренне и радостно.

— Эйми…

— О Боже, посмотри на часы! — воскликнула она, когда Джейсон выезжал на дорогу. — Дорин, наверное, нас заждалась.

— Наверняка. Я уверен в этом. Послушай, я о сегодняшнем…

— А, об этом. — Эйми поняла, что он говорил о поцелуе. — Если хочешь, я не буду говорить об этом Арни. А сейчас я желаю тебе спокойной ночи, увидимся утром. — И она стала подниматься по ступенькам крыльца. Через несколько минут она на цыпочках пошла взглянуть на Макса, чтобы быть уверенной, что с ним все в порядке. Он так крепко спал, что даже не пошевелился, когда она накрывала его еще одним одеялом.

— Думаю, что твоя бабушка сумасшедшая, — прошептала она спящему ребенку. Эйми пообещала Милдред, что она позволит Джейсону сделать первый шаг.

— Пока он не скажет тебе, что вовсе не собирается жениться на Дорин, ты должна постоянно напоминать ему о Барни.

— Арни, — поправила ее Эйми. Макс во сне перевернулся на другой бок, на мгновение открыл глаза и увидел мать: потом на его лицо появилась добрая улыбка, и он снова закрыл глаза. Чтобы немного расслабиться, Эйми стала думать о том, как он смотрел на нее. От его улыбки таяло сердце.

— Знакомство с тобой было для меня благословением, — прошептала она, целуя кончики своих пальцев и касаясь ими губ Макса.

Распрямившись, она зевнула. Пора спать, завтра приезжает президент Соединенных Штатов.

— Вот первый, — сказала Эйми, протягивая руку к листу бумаги, выходившему из факсового аппарата. По мере того как она читала, глаза ее открывались все шире — сначала от ужаса, потом от изумления.

— Скажи же нам! — воскликнул Рафаэль. — Что там написано?

С лицом, выражающим сомнение, Эйми протянула факс юноше. Его ножевая рана за последние недели зажила, и теперь он был уже гораздо меньше похож на убийцу, разыскивающего свою жертву.

Рафаэль пробежал глазами текст, расхохотался и передал бумагу Джейсону.

Все, кто работал над фресками, сгрудились в библиотеке вокруг факсового аппарата, словно они замерзли, а это была не канцелярская машина, а жаркий камин.

Этим утром президент посетил Абернети, и теперь они ожидали от президентской службы информации пресс-релиз о том, что видел президент. То, что появится в прессе, могло либо сделать карьеру Эйми, либо разбить ее.

— Гибрид японского искусства и яванского театра теней с «Арт Деко», — прочитал вслух Джейсон. — «Ошеломляюще и весьма самобытно». — Он с сомнением взглянул на Эйми.

— Читай дальше, — попросила она. — Читай до конца.

Поскольку Джейсон больше ничего не сказал, Эйми взяла у него бумагу.

— Эта статья в основном развенчивает мои «хорошо выполненные» и «имеющие право на существование» фрески, тогда как работы Макса… — Она всмотрелась в текст, чтобы точно его процитировать. — «Представляют собой Искусство с большой буквы». — Эйми посмотрела на сына, сидевшего в кресле, и улыбнулась ему. — «И они, — продолжала Эйми, — великолепны».

Все это происходило в «Комнате Абернети», вход в которую в течение всех шести недель был для Эйми закрыт, так как ее сын творил в одиночестве. Когда Эйми подумала об этой комнате, она поняла, что нужно быть готовой утешать Макса, если ни на кого не произведут впечатления черные формы, которые ребенок двух с половиной лет называл обезьянами. Но когда Эйми наконец увидела эту комнату, следуя позади президента, она была слишком ошеломлена увиденным на стенах, чтобы помнить о том, кто был рядом с нею.

  86