— Может быть, к Ветцелю? Там хорошие закуски.
В ресторане мы заказали закуски и пиво. Официант принес пиво в высоких глиняных кружках — пиво было очень холодное, и на стенках выступили бусинки. Подали с десяток разных закусок.
— Весело вам было вчера? — спросил я.
— Нет. Не очень.
— Как пишется?
— Плохо. Не двигается у меня вторая книга.
— У всех так бывает.
— Я знаю. Но все-таки это меня мучает.
— А Южная Америка? Не забыли еще?
— Нет, не забыл.
— За чем же дело стало?
— Фрэнсис.
— Так возьмите ее с собой, — сказал я.
— Она не захочет. Это не для нее. Ей нужно большое общество.
— Тогда пошлите ее к черту.
— Не могу. У меня все-таки есть обязательства по отношению к ней.
Он отодвинул тарелку с нарезанными огурцами и взял маринованной селедки.
— Скажите, Джейк, что вы знаете о леди Брет Эшли?
— Леди Эшли — ее фамилия. Брет — имя. Она очень милая женщина, — сказал я. — Разводится с мужем и собирается выйти за Майкла Кэмпбелла. Он сейчас в Шотландии. А что?
— Она необыкновенно интересная женщина.
— Не правда ли?
— В ней есть что-то такое, какая-то особая утонченность. Мне кажется, она очень чуткий и прямой человек.
— Она очень милая.
— Я не знаю, как вам объяснить, — сказал Кон. — Вероятно, это порода.
— Я вижу, она вам очень нравится.
— Очень. Мне даже кажется, что я влюблен в нее.
— Она пьяница, — сказал я. — Она влюблена в Майкла Кэмпбелла и собирается за него замуж. У него со временем будет куча денег.
— Не верю, что она за него выйдет.
— Почему?
— Не знаю. Просто так, не верю. Вы давно ее знаете?
— Да, — сказал я. — Она была сестрой в госпитале, в котором я лежал во время войны.
— Она же совсем девочкой была, наверно?
— Ей сейчас тридцать четыре года.
— Когда она вышла за Эшли?
— Во время войны. Ее возлюбленный как раз окочурился от дизентерии.
— Почему вы таким тоном говорите?
— Виноват. Я нечаянно. Я просто хотел изложить вам факты.
— Не верю, чтобы она вышла за кого-нибудь не по любви.
— Однако она это сделала дважды, — сказал я.
— Не верю.
— Так зачем же вы задаете мне дурацкие вопросы, — сказал я, — если вам не нравятся ответы?
— Я вас об этом не спрашивал.
— Вы просили сказать вам, что я знаю о Брет Эшли.
— Я не просил вас оскорблять ее.
— А ну вас к черту.
Он встал из-за стола с побелевшим лицом и стоял, белый и злой, позади тарелочек с закусками.
— Сядьте, — сказал я. — Не валяйте дурака.
— Возьмите свои слова обратно.
— Бросьте, что мы, приготовишки, что ли?
— Возьмите свои слова обратно.
— Хорошо. Все что угодно. Я в жизни не слыхал о Брет Эшли. Теперь вы удовлетворены?
— Нет. Не это. Вы послали меня к черту.
— О, не ходите к черту, — сказал я. — Сидите здесь. Мы только что начали завтракать.
Кон улыбнулся и сел. Он, видимо, был рад, что можно сесть. Что бы он, в самом деле, стал делать, если б он не сел?
— Вы такие ужасно обидные вещи говорите, Джейк.
— Не сердитесь. У меня уж такой гадкий язык. Когда я говорю гадости, я совсем этого не думаю.
— Я знаю, — сказал Кон. — Вы же, можно сказать, мой лучший друг, Джейк.
Вот те на, подумал я.
— Забудьте, что я сказал, — проговорил я вслух. — Не сердитесь.
— Ладно. Все хорошо. Мне просто в ту минуту стало обидно.
— Вот и отлично. Давайте закажем еще что-нибудь.
Покончив с завтраком, мы пошли в «Кафе де ла Пэ» и выпили кофе. Я чувствовал, что Кону хочется еще раз заговорить о Брет, но я не поддавался. Мы поговорили о том о сем, потом я простился с ним и пошел в редакцию.
6
В пять часов я был в отеле «Крийон» и поджидал Брет. Она запаздывала, и я сел и написал несколько писем. Письма вышли не очень складные, но я надеялся, что штамп отеля «Крийон» спасет положение. Брет все не приходила, и без четверти шесть я спустился в бар и выпил коктейль «Джек Роз» с барменом Жоржем. В баре Брет тоже не было, и я перед уходом еще раз заглянул наверх, потом взял такси и поехал в кафе «Селект». Пересекая Сену, я видел вереницу пустых барж на буксире; высоко сидя в воде, они шли по течению, и, когда они проплывали под мостом, матросы отталкивались шестами. Река была красивая. В Париже всегда приятно ехать по мосту.
Такси, объехав памятник создателю семафора, который изображен выполняющим придуманный им маневр, свернуло на бульвар Распай, и я откинулся назад, чтобы не видеть этого куска пути. Ехать по бульвару Распай всегда было скучно. На линии Париж — Лион между Фонтенбло и Монтеро есть такое место, где я всегда испытываю скуку, пустоту и усталость, пока не проеду его. Вероятно, такие мертвые точки в пути возникают из-за каких-нибудь ассоциаций. В Париже есть улицы не менее уродливые, чем бульвар Распай. Пешком я совершенно спокойно могу пройти ее. Но ездить по ней я не выношу. Может быть, я где-нибудь читал о ней. На Роберта Кона все в Париже так действовало. Удивительно, откуда у Кона эта неприязнь к Парижу? Уж не от Менкена ли? Менкен, кажется, ненавидит Париж. Много на свете молодых людей, которые любят и не любят по Менкену.