... 
53 
Через полчаса они уже быстро катили в сторону тюрьмы. Корделия указывала Линдсей, куда ехать; одолев под ее руководством пятнадцать миль, она наконец выбралась на шоссе. Проехав по нему немного, они свернули на сельскую дорогу и прокатились несколько миль по живописной чеширской глубинке. Но вот и стоянка около высокой стены…
Женщины вышли из автомобиля, с сомнением огляделись по сторонам и двинулись к высоченным, отвратительным воротам. Они позвонили. Маленькая дверка приоткрылась, и на ее пороге появился тюремный служитель. За его спиной Линдсей увидела восточноевропейскую сторожевую овчарку, сидевшую на цепи у караульной будки.
Корделия объяснила стражнику, кто они такие; после двухминутного ожидания их документы проверили и позволили войти. Впереди себя женщины увидели два кольцеобразных – одно в другом – ограждения из металлических прутьев, обвешанных по верху петлями из колючей проволоки. И так странно было видеть за ними зеленые, аккуратные газоны с клумбами и роскошные, прекрасно ухоженные кусты роз. Газоны зеленели вокруг нескольких зданий из красного кирпича. Постройки были современными и, что называется, функциональными. Их запросто можно было бы принять за какие-нибудь конторы, если бы не решетки на окнах и не тяжелые двойные двери.
Женщина – тюремный офицер – провела их по газону к трехэтажному зданию: маленькая табличка над дверью гласила: «Женское отделение. Больничный корпус». Войдя в дом, и Корделия и Линдсей тут же почти физически ощутили оторванность от внешнего мира. Несмотря на яркие картины на стенах и цветы в горшках, стоявшие на подоконниках, их охватила настоящая клаустрофобия – боязнь замкнутого пространства. Надзирательница ввела их в комнату, где стоял липкий отвратительный запах пота, перемешанный с сигаретным дымом. Апатичный мужчина лет пятидесяти с отросшей стиляжьей стрижкой равнодушно посмотрел на то, как Линдсей с Корделией усаживались на противоположный от него конец длинной деревянной скамьи. Они сидели в полной тишине минут двадцать. Затем в комнату с другого конца вошла еще одна женщина-надзиратель.
– Линдсей Гордон и Корделия Браун. – обратилась она к ним.
Они разом вскочили. Надзирательница пропустила их в дверь, через которую только что вошла, последовала за ними, и Линдсей услышала у себя за спиной щелканье замка. Надзирательница забрала у них одежду, сигареты, еду и книги – то, что они принесли Пэдди. – указала им на стол. Повернувшись к нему, женщины увидели стеклянный экран, обмотанный по краям металлической проволокой. В каждом углу комнаты сидели тюремные служители. Даже Линдсей, которой долгу службы приходилось работать в самых не вероятных и даже экстремальных условиях решила, что атмосфера здесь просто кошмарная. Бедная Пэдди… как же она все это переносит.
Через несколько минут дверь, расположенная в другом конце комнаты, распахнулась, и надзирательница ввела Пэдди. Эти несколько дней проведенные за решеткой, успели наложить на нее заметный отпечаток. Кожа стала болезненно-бледной, под глазами темнели синяки. Однако что больше всего поразило Корделию и Линдсей, так это то, что Пэдди потеряла всю свою самоуверенность. Казалось, эти неполные трое суток в тюрьме лишили ее внутреннего стержня. Она как-то затравленно осмотрелась. Когда она заметила Линдсей и Корделию, на ее лице появилось выражение явного облегчения. Однако, несмотря на это, даже та торопливость, с которой она бросилась им навстречу, была какой-то опасливой и неуверенной. Казалось, она ожидала, что и они должны были перемениться, а увидев, что это не так, не могла поверить тому, что они остались совершенно нормальными.
Корделия заговорила первой:
– Господи, Пэдди, это все просто ужасно! Как тебе удается справиться со всем этим кошмаром?
– У меня же нет другого выхода, Корделия,. – пожав плечами, ответила мисс Кэллеген. – Большую часть времени я пытаюсь мысленно отключиться от происходящего и представляю, что вернулась домой. Но это совсем непросто. Здесь убивает обыденность. Подъем в половине восьмого, утренний туалет, завтрак в столовой под завывания «Радио-один», потом уборка и шитье – до ланча, а после – возвращение в мастерские, если только Джиллиан не удалось прорваться ко мне для беседы. Затем чай, телевизор и отбой. От всего этого с ума можно сойти. Вы слышите только «Радио-один» и звон ключей надзирательницы. jje нужно думать, не нужно принимать какие-то решения, и становится просто страшно, до чего быстро к этому привыкаешь. К оторванности от нормальной жизни.
53 
