Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
145 
– Да паскудно, – поморщился Элмар. – Достало все. Эти государственные дела, чтоб им пусто было… А эта пресса проклятая… убил бы!
– За что?
– Да ну их… ты бы видел, что они понаписали в столичных газетах! Я, оказывается, в одиночку геройски раскидал двенадцать разбойников и спас трех девиц… Третьей, наверное, был ты, или как это понимать?.. А недостающими разбойниками – сотрудники Флавиуса? Ненавижу! И так всегда, стоит мне влезть в какую-нибудь заваруху, как из меня по привычке начинают опять делать героя, не стесняясь в гиперболах… и если бардам это еще так-сяк можно простить, то журналистов поубивал бы!
– Это они по привычке, – чуть повеселел Кантор.
– Имел я такие вредные привычки!.. И так всегда было! Почему-то всегда большая часть славы доставалась мне, хотя подвиги мы совершали вчетвером. А о девицах я вообще молчу.
– О каких девицах?
– О тех, которые влипают в неприятности и их потом приходится спасать. Как я ненавидел спасать девиц, если б ты только знал! От них потом отделаться трудней, чем спасать! И что противно, почему-то все обязательно липли именно ко мне.
– А что ты хотел? – посочувствовал Кантор. – Чтобы они к подругам липли? А Шанкар их, наверное, распугивал своей прической.
– Да ну их… – махнул рукой Элмар. – Ты-то как?
– Полный…, – вздохнул Кантор. – Вижу то, чего нет, снится всякая дрянь… Вчера вертолетики, сегодня король приходил…
– Что, замучил расспросами? Вот ведь настырный, не мог пару дней подождать.
– А к тебе он приходит?
– А как же! Сегодня я от него таких комплиментов наслушался, до сих пор стыдно. Хорошо, что ты напомнил, мне еще в Голдиану надо, перед Факстоном извиниться. Так что, выздоравливай, я а побежал. И обязательно поешь. Я, может, позже еще забегу.
Элмар тяжело поднялся, махнул рукой и удалился, тяжко вздыхая и ворча себе под нос варварские ругательства, а его место заняла Ольга с тарелкой супа, который она всерьез намеревалась запихнуть в несчастного больного. Кантор все же попытался отвертеться от принудительного кормления, ссылаясь на то, что ему плохо, но Ольга добросовестно следовала указаниям Элмара, и в конце концов несчастный больной сдался, решив, что дешевле будет согласиться. Тем более, спорить дальше сил не было. Он покорно позволил ей кормить себя с ложки, поскольку правой рукой удержать ложку не смог, а левой не умел. Как ни странно, после ужина ему действительно немного полегчало. То ли от Ольгиных таблеток, то ли Элмар был прав, но вечер прошел вполне терпимо. Ольга снова сидела рядом и гладила его по голове, рассказывая очередную нестрашную сказку о том, как один парнишка переместился во времени и сам себе наделал хлопот, всунувшись между собственными родителями в тот момент, когда они должны были познакомиться. Кантор так и не понял половину из услышанного, потому что в сказке было слишком много непонятных слов, но ему все равно понравилось. Потом забежал Жак, посочувствовал, стараясь не смотреть на Кантора, рассказал анекдот и быстро убежал. Заглянула Тереза, сообщила, что приехала мэтресса Стелла, пришла в восторг от стенки в гостиной Жака и обещала завтра же зайти к Кантору. Еще приходила несравненная Азиль, тоже посочувствовала, ласково погладила по щеке и посоветовала Ольге не уходить на ночь, а разделить постель с больным возлюбленным. Странный совет, как впрочем, все советы прекрасной нимфы, но Кантору он показался соблазнительным. К сожалению, Ольга наотрез отказалась, заявив, что она вертится и пинается во сне, и очень боится сделать больно бедному Диего или еще чем-нибудь навредить. Сам Кантор был бы не против, но настаивать постеснялся. Еще подумают что-то не то…
Присутствие трех прекрасных дам произвело на него такое благотворное воздействие, что он сам не заметил, как начал улыбаться и думать о вещах, совсем не подобающих несчастным больным. Он задремал под их щебет, и ему приснился странный сон. Впрочем, по сравнению с остальными снами последних дней он был напротив, очень прост и незатейлив, а странно было отсутствие в нем всяких ужасов и бредовых видений. Кантору просто приснился отец, таким, каким он был в Лабиринте – серьезный юноша лет восемнадцати в какой-то варварской одежде. Он выглядел очень расстроенным и встревоженным.
– Папа, – неуверенно позвал Кантор, подходя на пару шагов и не очень надеясь услышать ответ. – Это ты? Где ты? Куда ты пропал? Все говорят, что ты жив, но никто не может понять, куда же ты в таком случае подевался. Может, тебе нужна помощь?
145 
