Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
30 
— Нам ваших денег не надо, — взвизгнула горничная. — Мы хотим убедиться, что в номер, кроме вас и еще одной женщины, больше никто не проживает…
— Что еще за глупости? — опять зарычала я. — Кто там может проживать? Уж не призрак ли с тринадцатого этажа?
— Откройте, пожалуйста, — тихо, но твердо сказала дежурная. — Если там никого нет, мы принесем вам свои извинения.
Мне ничего не оставалось, как открыть.
Как только дверь распахнулась, горничная, как собака бультерьер, оголтело ворвалась в номер, пронеслась по комнатам, засунула свой нос и под кровать, и в шкаф, и в ванну. Даже на балкон выбежала. Всякий раз, как она заглядывала во что-то или подо что-то, мое сердце бухалось вниз. Но… Сонька будто испарилась!
— Убедились? — нагло процедила я, хотя сама умирала от страха.
— Приносим вам свои извинения, — пролепетала дежурная.
— Но я видела, как в этот номер заходила какая-то… — начала возмущаться горничная.
— Галина! — прикрикнула на нее дежурная.
— Но, Елена Геннадьевна, говорю вам….
— Елена Геннадьевна, — тоном английской королевы проговорила я, — попрошу вас больше эту женщину ко мне в номер не пускать.
— Как не пускать? — ахнула Галина. — Я же тут убираюсь!
— Будите убираться в другом месте, — вякнула я. — Требую другую горничную!
— Да, да, конечно, я понимаю, — закивала головой дежурная. — Мы что-нибудь придумаем…
И они, пятясь, вышли из комнаты.
Я перевела дух. Пронесло! Но, чует мое сердце, история с поимкой нелегала только начинается.
— Сонька, выходи, — громко произнесла я.
Но никто не вышел.
— Сонь! — уже прокричала я.
И вновь никого. Тут я забеспокоилась. Куда она могла деться? Я по примеру горничной обшарила все закутки, заглянула под кровать, залезла в шкаф и даже на антресоли, но ни следа Сонька не обнаружила.
Я нехорошо выругалась и вышла на балкон, чтобы проветрить голову.
— Леля, — донесся до меня слабый писк. — Помоги…
Я резко повернулась на голос…
На соседней лоджии, сжавшись в комочек, обняв руками баул с вещами, сидела Сонька.
— Ты как там оказалась? — ахнула я.
— Перелезла, — жалобно пропищала она.
— Как перелезла?
— Просто. С нашего балкона на ихний… — Сонька вытерла нос ладонью. — Села на перила, руками в перестенок вцепилась, сначала одну ногу перекинула, потом другую ну и махнула…
— Так ведь двенадцатый этаж! — ужаснулась я.
— А я вниз не смотрела, — всхлипнула она.
— Тогда чего ревешь? Давай обратно перелезай — опасность миновала!
— Назад не могу, — еще пуще расстроилась Сонька. — Боюсь!
— Как не могу? Ты что теперь там жить будешь?
— Я просто посижу немного, с духом соберусь…
— Какой дух, Соня? Сейчас соседи с ужина придут, а тут ты! — Я даже зажмурилась, представив, как «обрадуются» жильцы, увидев на своем балконе неизвестную бабешку с полным баулом в лапах. — А ну сигай обратно!
— И не проси! — замотала головой подружка и еще крепче вцепилась в баул.
Я хотела еще что-то сказать, но не успела, так как балконная дверь за Сонькиной спиной распахнулась, и в образовавшуюся щель просунулась устрашающая черноусая физиономия. Увидев незваную гостью на своей лоджии, человек нахмурился (от чего и без того разбойничья рожа стала просто маньячной), потом крякнул и вывалился на балкон целиком.
— Это еще что такое… — зарычал «бармалей», упирая свои огромные, покрытые курчавой шерстью ручищи в мясистые бока. — Какого хрена…
Тут из-за его спины вынырнула другая фигура, к счастью не такая устрашающая, а худощавая и узкоплечая, увенчанная лохматой (просто Эйнштейновской) головой.
— Ты, Паш, чего шумишь? — миролюбиво обратился к «бармалею» лохматый.
— Вот воровок поймал, — пророкотал Паша и, окинув Соньку пристальным взором, добавил. — С поличным.
— Это не воровки, — тихо засмеялся лохматый. — Это соседки наши.
— Почему тогда они, то есть она, — он ткнул в притихшую Соньку мозолистым пальцем, — сидит на нашем балконе?
— У нее и спроси.
— Девушка! — рыкнул Паша. — Вы какого фига на моем балконе делаете?
— Я вам сейчас все объясню, — оптимистично воскликнула Сонька. — Дело в том…
— Она тут от преследований спасается, — перебил ее лохматый, но не зло, а как-то ласково. — Я давно их заметил. И давно понял, что мудрят они. Зайцем что ли проживаете? — хохотнув, спросил он.
30 
