Последние отзывы

  204  

Альберт Нойес не стал приглашать Ната домой. Вместо этого он назначил ему встречу в парке Франклина. Нат хорошо помнил красивые, ухоженные и чистые парки Вашингтона в классическом французском стиле — с фонтанами, широкими гравиевыми аллеями и многочисленными скамьями. Парк Франклина был по-прежнему чистым, но и только: почти вся зелень исчезла, фонтаны не работали, и ветер носил по аллеям тучи мелкой серой пыли, которая противно скрипела на зубах, несмотря на респираторы.

Дойдя до нужной скамьи, Фред и Нат уселись и стали ждать.

Прошло добрых полчаса, прежде чем в конце аллеи появилась щуплая старческая фигурка, которая, заметно прихрамывая и тяжело опираясь на трость, двигалась к ним. Нат хорошо помнил, каким непоседливым, деятельным, энергичным был доктор Нойес, когда они вместе работали во «Врачах за Справедливость», и поразился перемене, произошедшей с его старым другом. Теперь он выглядел усталым и опустошенным. Оставалось только надеяться, что вся его энергия не была растрачена впустую.

— Я подобрал кое-какую информацию об Альберте, — шепнул Нату Фред. — Он — старейший лоббист и оппозиционер в Вашингтоне. Несомненно, у него есть компромат буквально на каждого, кто когда-либо поднимался в высшие эшелоны власти. Только благодаря этому он до сих пор не превратился в политический труп.

Подковыляв к скамье, Альберт тепло обнял поднявшегося ему навстречу Ната и, опираясь на него, тяжело опустился на скамейку. Он был бледен нездоровой, мертвенной бледностью, а его высокий лысеющий лоб блестел от испарины.

— Что с тобой, Альберт? Ты не болен? — участливо спросил Нат. По сравнению с их прошлой встречей на приеме у президента доктор Нойес заметно сдал и постарел.

— Думаю, жить мне осталось всего ничего, — ответил Альберт, отдышавшись. — Конец уже близок. Долгожданный конец, — добавил он, подумав.

— Мне кажется, ты еще поживешь, — осторожно заметил Нат, стараясь, чтобы его слова не прозвучали слишком откровенной ложью. По правде сказать, его старый друг выглядел действительно скверно.

— У меня осталось только одно дело, и я его еще не закончил. Вот доделаю, и… — Каждое слово давалось Альберту с трудом. Нат ясно видел, с каким напряжением работают его старческие легкие. — Ты наверняка помнишь, что, когда тебя убили, Мэри ждала ребенка…

Фред навострил уши, а Нат почувствовал, как часто забилось его сердце. Что ж, подумал он мельком, по крайней мере, мое тело хоть как-то реагирует на то, что я слышу и думаю. Не сводя взгляда с лица старика, он медленно сказал:

— Мне давно хотелось узнать, что с ним случилось. Ты что-нибудь знаешь?

— Твой сын, Патрик, тяжело болен.

— Ты хочешь сказать, что он… жив? — потрясенно проговорил Нат. — Но я думал…

— Я делал для него все, что мог, хотя это было нелегко.

— Где он?

— Здесь, неподалеку. Мне всегда казалось, что во вражеской цитадели он будет в куда большей безопасности, чем в каком-нибудь медвежьем углу, где ему было бы очень трудно помочь.

— Что ты имеешь в виду?

— Сейчас расскажу. Патрик… Он пошел по твоим стопам и стал одним из самых активных и авторитетных сторонников реформы здравоохранения. Неприятности, как говорится, не заставили себя ждать. Реакция правительства была очень жесткой. Де-факто Патрик оказался в положении изгоя.

— Почему ты ничего не сказал мне в прошлый раз?

— Я не мог говорить открыто. Мне было известно, что все, о чем мы говорим, подслушивается, записывается и будет передано заинтересованным лицам, поэтому я старался говорить намеками, но не слишком преуспел. Я как раз собирался сказать тебе все напрямую, но меня вышвырнули раньше. Ты сам видел, как быстро это проделали.

— Но ведь ты выступал за то же, что и я… и Патрик. Почему тебя не отправили в ссылку, в тюрьму, или что у вас теперь делают с теми, кто выступает против официальной линии? Депортируют в другой штат?

Альберт усмехнулся:

— Меня не трогали, потому что у каждого человека я умел найти его уязвимое место, его ахиллесову пяту. Моя осведомленность о неблаговидных поступках некоторых высокопоставленных лиц обеспечила мне относительную безопасность в садке с голодными пираньями, официально именуемом Правительственным советом.

— Значит, теперь это так называется?

— Да. Но какое бы название он ни носил, я с ним слишком сроднился. Я знаю — меня давно не считают по-настоящему опасным, но и пропуск на заседания отобрать не решаются.

  204