Последние отзывы

  4  

Я отползла обратно на матрац и легла, чтобы подумать. Немного успокоилась. Мысли изгнали видения, порожденные немой темнотой. Любые действия, простое ощупывание неровных поверхностей успокаивали. Я смогла даже воспользоваться судном, держа его, довольно неловко, левой рукой, потом отодвинула судно подальше и взяла бутылку с водой. Это было нелегко, вода пролилась на матрац, но я справилась, мне удалось немного попить. Хотя я замерзла, во рту было горячо и сухо, как при лихорадке, и я испытала такое наслаждение, словно это было прекрасное белое вино. Я пила, чтобы чем-то занять себя, но обнаружила, что меня действительно сильно мучает жажда после длительного перехода и долгих часов страха. Пила с удовольствием и из-за вкуса воды, и из-за того, что она означала. Если меня бросили умирать — зачем оставлять воду? Да и судно тоже, и туалетную бумагу?

Если вам трудно понять, как много может значить крошечный глоток воды, то, конечно, еще труднее поверить, с каким нетерпением я ждала возвращения похитителей. Я сама с удивлением осознала это, когда забрезжил рассвет. Сначала я заметила слабое очертание собственной руки, потом призрачные тени камней вокруг, огромную металлическую скобу, к которой меня приковали, выход. В пещере не было по-настоящему светло, но, если я могла различать все эти предметы, значит, снаружи был солнечный день. Ощутив прилив энергии, я передвинулась за матрац и плоским камнем нацарапала кое-что на стене. Лео поймет, и это убедит его, что писала именно я. Царапала низко, чтобы можно было прикрыть небольшой кучкой камней. И тут услышала голос от входа.

— Лежать! — приказал он. Я оцепенела.

— Ложись на матрац лицом вниз!

Я повиновалась, и кто-то вполз в пещеру. Я услышала, как что-то резали и рвали.

Меня приподняли, на оба глаза прилепили по большому пластырю, закрепив их длинной широкой липкой лентой от виска к виску. Это был не Никотиновые Пальцы. Я узнала голос человека, который кричал в машине: «Я отвечаю за товар!» Попыталась дотронуться до его рук — их размер дал бы мне представление о его росте, — но он ударил меня так, что я упала лицом на матрац.

— Не пытайся корчить из себя сыщика! И не шевелись, пока тебе не позволят. Если расчувствуешься, не советую плакать: под пластырем будет жечь так, что завизжишь.

Они знали свое дело. Он расковал меня. Я хотела повернуться и растереть запястье и лодыжку, но не посмела.

— Становись на четвереньки и ползи за мной.

Я поползла. У входа кто-то вытянул меня наружу и поставил на ноги. Порыв ледяного пронизывающего ветра, уныло завывавшего вокруг, чуть не затолкал меня обратно. Я ощущала огромное пространство, окружавшее меня, запах снега и даже под пластырем чувствовала ослепительный свет.

— Ах ты, мать твою!

— И что же теперь делать?

— Заткнись! Да заткнись же ты!

Главный сердился и, пожалуй, даже паниковал. Я легко узнала его голос, но не была уверена насчет второго, который спросил: «И что же теперь делать?» Возможно, это водитель. Во время поездки он молчал. Флорентийский акцент, сильный и грубый.

— Вы ошиблись, да? Вам ведь нужна не я: недостаточно богата…

Оплеуха.

— Закрой свой поганый рот! Дай левую руку. — Я протянула руку. — Потрогай это, я сказал, пощупай! И не висни, чтобы помочь себе. Просто держись за него, когда идешь. Если он остановится — ты останавливаешься тоже. Когда он трогается — ты за ним. Пошевеливайся! — Он ткнул меня чем-то, похоже, дулом ружья.

Я ощупала грубую парусину рюкзака, который нес впереди главный. Постаралась сделать, как мне велели, и шла, легко прикасаясь к рюкзаку левой рукой. Снег хрустел под ногами. Я знала, что мы где-то очень высоко: не только из-за снега, но и потому, что жалобный вой ветра раздавался снизу, а не сверху. Мы двигались по очень узкой каменистой тропке, которая круто обрывалась справа. Ботинки не подходили для такой грубой дороги, и я постоянно спотыкалась о камни, торчавшие из жесткого наста. Как я могла сохранить равновесие, только лишь дотрагиваясь до рюкзака? Я сразу же врезалась в идущего впереди человека и услышала: «Не висни на мне, сука!» Меня отпихнули и сильно ударили в спину.

— Иди сама! Не тяни за рюкзак и не пытайся, падая, схватиться за кого-нибудь из нас или получишь по морде этим. — Он ткнул дулом ружья мне в щеку, затем вернул мою руку на рюкзак. — Шагай!

Честное слово, я упала совсем не нарочно! Но я промолчала, опасаясь очередного удара. Я хотела поговорить. Хотела спросить, зачем они делают это со мной. Я недостаточно богата. Почему на моем месте не оказался кто-то действительно состоятельный, кто никогда не боролся, кому все далось легко? Возможно, таких людей они имеют право ненавидеть и наказывать. Но не меня, не меня! Я хотела рассказать им, как бедна я была, как много и тяжело работала, чтобы мои дети ни в чем не нуждались. Неужели я не заслужила хотя бы несколько лет покоя между нищетой и достатком? Как глупо и смешно, что меня похитили раньше, чем я рассчиталась со всеми долгами!

  4