Скучно не было
92 
Пока шло оформление покупки, какой-то человек появился из недр магазина. Я сразу узнала его. Это был Джеймс Мэнтон, художник, который жил на острове Голубых Скал и которого мы с Яго встречали в птичьем «заповеднике».
Глаза его сияли, на какое-то мгновение я подумала, что он рад исключительно встрече со мной, но быстро сообразила, что «Чайки» — это его работа, он просто как художник доволен, что его творчество оценили.
— О, да это мисс Эллен Келлевэй!
— И я вас узнала, — сказала я.
— Значит, вы покупаете моих «Чаек».
— Да они сразу заворожили меня. Едва я увидела в витрине вашу работу, я поняла, что должна приобрести ее.
— И что же вам здесь так понравилось?
— Цвет, в первую очередь. И птицы… живые птицы. Кажется, они так и взмоют в небо прямо с холста. А море… такое безмятежное, такое красивое. Теперь я знаю, какое море можно назвать идеальным, я еще не видела его, но буду ждать.
— Вы очень меня порадовали, — сказал художник, — это великая радость говорить с человеком, который в твоей картине видит именно то, что ты хотел выразить красками. Вы сразу заберете полотно?
— Пожалуй, да. Хотя, наверное, ее могут мне и потом доставить.
— А вы здесь одна?
— Да. И не свожу с моря глаз. Не хочу оказаться застигнутой им врасплох.
Мэнтон рассмеялся.
— Знаете, у меня есть идея. Сейчас они завернут вам картину, и мы с вами зайдем в «Полкрэг Инн», выпьем по чашке чая. Потом я отнесу вашу ношу в лодку. Согласны?
— Отличная мысль.
Мы устроились за столом в уютной столовой гостиницы. Миссис Пенджелли подала крепкий душистый чай и ячменные лепешки с джемом и взбитыми сливками.
Мэнтон спросил, как мне нравится жизнь на Острове. В ответ я сказала, что иногда просто забываю, на Острове ли я, на материке ли, особенно когда море и погода не превращают меня в узницу.
— Вы живете на Острове, несравненно большем, чем мой, на Голубых Скалах, — сказал художник, — разница существенная.
— Вы, наверное, знали моего отца.
Я была решительно настроена использовать небом ниспосланную возможность и пополнить свои сведения об отце.
Лицо Мэнтона чуть потемнело.
— Да, его я знал.
— Насколько я понимаю, он не очень-то нравился вам.
— Я бы предпочел не обсуждать эту тему, мисс Келлевэй.
— Никто не хочет говорить о нем, хотя мне это крайне интересно.
— Вряд ли от человека, которого он считал своим врагом, вы услышите то, что хотели бы, возможно, слышать.
— Он считал вас врагом? Уверена, что он был не прав.
— Ваш отец всегда был прав — так он думал о себе.
— Первая жена его умерла…
— Он был жесток с нею. Относись он к ней иначе…
— Вы полагаете, он виноват в ее сметри? Не убил же он ее!
— Кроме ножа в спину или яда в стакан есть масса других способов убийства. Убивает и злоба, и жестокость — именно этим он и воспользовался. Ее жизнь он исковеркал, искромсал. Он был ревнив, мстителен, несправедлив.
Я поразилась, сколько гнева и негодования было в словах Мэнтона; еще минуту назад он казался таким спокойным, безмятежным, этот мягкий немолодой человек, занятый своим творчеством. И вдруг ненависть к моему отцу выявила иные стороны характера Мэнтона.
— Значит, вы хорошо знали ее?
— Я знал его, знал и вашу мать тоже. Ваша мать была талантлива по-настоящему, из нее вырос бы профессиональный живописец, если бы он не губил в ней ее дар. А у нас с ней было много общего.
— Значит, моя мать тоже была несчастлива с мужем?
— Была. Но все же уехала, забрала ребенка.
— И как он к этому отнесся?
— Отнесся! — иронически засмеялся Мэнтон. — Да он только рад был.
— А что, дочери его совсем не интересовали?
— Сильва, бедняжка. Ее он ненавидел. Она была бы совсем другой… если бы она росла в счастливой семье. Как бы я… — Он передернул плечами. — Сильве так и не выпало возможности… Поэтому…
— Она исчезла, — закончила я фразу, которую он произносить, похоже, не хотел.
— Чего еще можно было ожидать, когда она обитала в такой жуткой атмосфере? Когда ее мать скончалась, она еще девочкой совсем была… и вот остаться одной… в таком месте…
— Я сама, конечно, ничего не помню, раз трехлетней меня увезли отсюда. А что, меня отец тоже ненавидел?
— На детей он не тратил ни сил, ни времени, ни чувства.
— А вы не знаете, что было на Острове сразу после отъезда моей матери?
— Искать ее он не пытался. Но так никогда и неп ей этого, как до смерти так и не простил Эффи… — Мэнтон тряхнул головой, — не надо было мне в таком тоне говорить о вашем отце…
92 
