Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
22 
В этом стихотворении описывается новогодний вечер в литературном кафе «Бродячая Собака». В предвоенные годы это был самый модный ночной клуб, где бывал весь богемный Петербург.
В «Бродячую Собаку» отправляются после маскарада в белом зеркальном зале Фонтанного Дома и персонажи «Поэмы без героя»:
- Как-нибудь побредем по мраку,
- Мы отсюда еще в «Собаку»…
В. Серов. Портрет балерины Т. П. Карсавиной. 1909 г.
Знаменитая балерина Тамара Карсавина часто танцевала в «Бродячей Собаке», восхищая и пленяя ее завсегдатаев. В том числе и Анну Андреевну.
ТАМАРЕ ПЛАТОНОВНЕ КАРСАВИНОЙ
- Как песню, слагаешь ты легкий танец —
- О славе он нам сказал, —
- На бледных щеках розовеет румянец,
- Темней и темней глаза.
- И с каждой минутой все больше пленных,
- Забывших свое бытие,
- И клонится снова в звуках блаженных
- Гибкое тело твое.
* * *
Графу В. П. Зубову
- Как долог праздник новогодний,
- Как бел в окошках снежный цвет.
- О Вас я думаю сегодня
- И нежный шлю я Вам привет.
- Пускай над книгою в подвале,
- Где скромно ночи провожу,
- Мы что-то мудрое решали,
- Я обещанья не сдержу.
- А Вы останьтесь верным другом
- И не сердитесь на меня,
- Ведь я прикована недугом
- К моей кушетке на три дня.
- И дом припоминая темный
- На левом берегу Невы,
- Смотрю, как ласковы и томны
- Те розы, что прислали Вы.
Это немного кокетливое стихотворение требует комментария.
Подвал – кабаре «Бродячая Собака», куда завсегдатаи собирались заполночь, а разъезжались на рассвете. Михаил Кузмин очень точно охарактеризовал особую атмосферу этих «подвальных» петербургских ночей:
- Здесь цепи многие развязаны —
- Все сохранит подземный зал.
- И те слова, что ночью сказаны,
- Другой бы утром не сказал.
Судя по новогодней «записочке» графу Зубову, Анна Андреевна не была исключением: она, как и все, вполне могла говорить ночью то, чего утром ни за что бы не сказала…
Анна Андреевна называет дом графа Зубова темным не потому, что там происходило что-то нехорошее, а потому, что этот дом, точнее, дворец, был облицован черным мрамором. В своем роскошном дворце Валентин Платонович, богач, искусствовед и меценат, основал в 1912 году Институт истории искусств, где читали лекции самые известные деятели культуры, а в легендарном Зеленом зале с малахитовым камином регулярно устраивались концерты. Георгий Иванов в очерке о Сергее Есенине так описывает атмосферу этих вечеров:
«Шелест шелка, запах духов, смешанная русско-французская болтовня… Рослые лакеи в камзолах и белых чулках разносят чай, шерри-бренди, сладости…»
Он же оставил нам и поэтическую зарисовку – Анна Ахматова в голубой гостиной зубовского дворца:
- В пышном доме графа Зубова
- О блаженстве, о Италии
- Тенор пел. С румяных губ его
- Звуки, тая, улетали и…
- … Абажур светился матово
- В голубой овальной комнате.
- Нежно гладя пса лохматого,
- Предсказала мне Ахматова:
- «Этот вечер вы запомните».
Этот вечер и Анну Андреевну в период ее короткого романа с хозяином черномраморного дворца запомнил не только Георгий Иванов, но и еще один знаменитый современник – философ и литератор Ф. Степун. Вот только, в отличие от Иванова, который считал жену своего учителя Гумилева одной из самых прелестных женщин дореволюционного Петербурга, Степун нашел ее слегка жеманной:
«Анна Ахматова мне при первой и единственной встрече не понравилась… Быть может оттого, что она как-то уж слишком эффектно сидела перед камином на белой медвежьей шкуре, окруженная какими-то на петербургский лад изящными, перепудренными и продушенными визитками».
В поздние годы Ахматова легко и откровенно рассказывала о своих молодых романах. А вот об отношениях с графом Зубовым говорить не любила, хотя и называла его имя (в разговорах с Павлом Лукницким) в числе тех мужчин, с которыми была близка. Лукницкий, решив, что эти воспоминания Анне Андреевне неприятны, прекратил расспросы. Между тем, судя по мемуарному очерку Никиты Струве «Восемь часов с Анной Ахматовой», именно к этому своему поклоннику Анна Андреевна и в старости относилась с нежностью. Вот что пишет Струве, который в июне 1965 года оказался случайным свидетелем их встречи в Париже:
22 
