На чердаке стояла вонь. Ворковали голуби в дальнем углу. Хрустел под ногами керамзит. Два окошка выходили на улицу; выглянув, Каменев не сразу сообразил, что напротив через дорогу как раз и находится 49-й дом, возле которого утром в понедельник нашли портфель постовые.
— Тут я сплю. А раньше Кентуха спал. У его кореша были, только один в больницу угодил со скарлатиной… зимой, в конце… а другой в тюрьме — сдали жильцы, в квартиру, дурак, полез.
Каменев наклонился и поднял блеснувшую в луче иглу от разового шприца:
— Колешься, что ли?
— Хто? Я?.. Ни!.. Ни Боже мой!.. Я вовнутрь, себя колоть хуже нет. И где взять?..
Каменев перехватил его жадный взгляд, устремленый на торчавшие из кармана бутылку и закуску. Достал все, что было:
— На, не нажрись только сдуру. Потихоньку пей!
Бомж развернул матрас, оттащил его, и Каменев увидел книгу «Север», а рядом с ней — записную книжку, принадлежавшую, несомненно, Ариничеву: голубая клеенчатая обложка, запачканная и помя-тая, но та самая — иной здесь просто быть не могло. Эти предметы лежали вместе со стопкой газет, тряпок, оказавшихся при ближайшем рассмотрении одеждой — рубашкой, штанами, панамой защитного цвета; были здесь деревянный черенок с торчавшим сантиметра на три сточенным лезвием и карандаш.
Каменев раскрыл книгу с компасом на обложке. Увидел экслибрис — буквы «С.Ю.» из колючей проволоки. Пролистал, нашел билетик на электричку. Затем принялся под хруст печенья, уплетаемого изголодавшимся бомжем, перелистывать записную книжку, испещренную адресами, телефонами, заметками.
— Будешь? — с нескрываемой надеждой на отрицательный ответ спросил Мартын, ловко срезав полиэтиленовую пробку обломком ножа.
— Пей, я за рулем.
Забулькало.
— Давно ты здесь? — спросил Каменев.
— Я-то?.. Как Кентуха уехал… Да я и раньше жил, еще до него. А потом он драться стал. Напьется — и в зубы. Выгнал меня, бабу какую-то привел. Потом ее выгнал. А когда он уехал, я опять сюда пришел…
— Что было на ногах у твоего Кентухи, не помнишь?
— Че?.. А-а!.. На ногах-то? Нет, не помню.
Мартын хмелел на глазах, Каменев понял, что еще минута-две, и ничего он от него не добьется.
— Кто еще из ваших был, когда вербовщики на автобусе приезжали? — вырвал бутылку из рук бомжа.
— Ну ты!.. Щас я те в мор-рду!.. — возопил тот, роняя слюни. — Дай сюд-да!..
Каменев хлестнул его пальцами по физиономии, приводя в чувство, и тот отполз в угол, закрыл лицо кулаками.
— Где вас собирали? Где? Говори быстро!
— А… там!.. Возле бани… Не дерись, мусор!.. В «обезьянник» веди!..
Каменев схватил его за плечо, рванул, поволок волоком к чердачной двери. Спустить вниз хромоногого, упиравшегося бомжа стоило усилий. Он уже не заботился о тишине, голосил во всю глотку, что у него украли личные вещи, и Каменев с трудом сдерживал себя, чтобы не заткнуть его ударом кулака. Усадив Мартына на скамейку возле детской песочницы, он вызвал по телефону Филимонова:
— Извини, брат, но дело такое, что без тебя никак не обойтись.
На ожидание ушло полчаса. Во избежание общественного резонанса Мартына пришлось засунуть на заднее сиденье «Нивы» и пообещать ему вернуть недопитую бутылку, если он помолчит. Тот, конечно, не замолчал, но перестал горланить на весь двор, и это позволило Каменеву бегло изучить трофеи.
Книга «Север» издательства «ФиС» 1975 года была довольно потрепанной, испачканной, с пометками, особенно на картах с указаниями туристских маршрутов; сейчас Каменева интересовал билет на электричку, купленный, как он мог заключить, на Ярославском вокзале. Судя по экслибрису, книга принадлежала Сергею Юдину, и, значит, билет был до Болшева или Подлипок. Не было в этом ничего настораживающего, если бы не дата на билете -18.04.98 г. Юдин говорил, что никто их не навещал и сам он никуда не отлучался; Ариничева считала, что Анатолий Маркович умер, возвращаясь из Болшева утром девятнадцатого… Если бы этот билет, приобретенный в Москве, принадлежал кому-то третьему — например, Ариничевой, — то как он мог оказаться в книге, украденной из портфеля Ариничева девятнадцатого числа?
Не меньший интерес представляла записная книжка. По нескольку адресов и телефонов на каждую букву алфавита, вклеенная визитка Эдварда Кублера, перечеркнутый адрес Коренева на Неглинной, адрес новой квартиры Светланы Кореневой, где Старый Опер уже побывал. На последней странице — торопливая, неряшливая запись: буква Б и после двоеточия цифры: 13.32, 15.45, 16.10, 6.00. Эта последняя запись была сделана оранжевыми люминесцирующими чернилами. Такую ручку Каменев видел у Юдина в стаканчике возле телефона…