143 
Он рассказал следователю о своих изысканиях, продемонстрировал черный пакетик из светонепроницаемой бумаги, найденный на поляне под Белощаповом, рассказал о беседе с Таращенко в Белоомуте и обо всем другом, включая гильзы, неизвестную базу, мотоциклетные следы, «Татру»…
— Ни хрена себе поработали! — покачал головой Протопопов. — А как же сумка Неледина?
— Сумку подбросили, — сказал Викентий Решетников. — Я говорил с младшим сержантом Альдыбеговым — подбросили, однозначно. И опять же — мотоцикл. Тяжелый дорогой мотоцикл, по показаниям…
— Я знаю про мотоцикл, — перебил его Протопопов. Он обошел письменный стол и сел на свое место. — Знаю, Викентий. Только понять не могу, чего они добиваются?
— Добивались, — уточнил Столетник. — Чтобы, когда обнаружится труп Рудинской, подозрение пало на Неледина. Голову на отсечение даю — недостающая часть пленки окажется зажатой в ее руке.
— Думаешь?
— Хотел бы ошибиться.
— Так зачем же Неледин врет? Про пленку? Ну, сказал бы, что обронил!
— Во-первых, никто бы ему не поверил. Во-вторых, не исключено, что он здорово напуган. Чем и кем — спросите чего полегче. Но если он десять суток отсидел в сизо и молчит — значит, есть у него на то основания.
Протопопов побарабанил пальцами по столу, вздохнул.
— Отпустите его, Юрий Федорович, — сказал Александров. — Рудинскую искать надо. Неледин ничего не скажет. Я хотел встретиться с ним и поговорить, просил у сестры, чтобы она убедила его в необходимости защиты. Бесполезно. Уперся парень.
— А если я его отпущу, что изменится?
— Мы ему посадим на хвост наших парней, — твердо сказал Столетник. — Отличные ребята, в «наружке» поднаторели — не упустят. Возьмем на прослушивание телефон, на него непременно кто-то выйдет. Или он к кому-то приведет.
— Да тебе все равно его выпускать, Юра, — поддержал Решетников. — На кой ляд он тебе нужен? Может, эта Рудинская жива, держат ее где-нибудь в подполе, а он знает где. Понадобится — обратно заберешь, только не в нем сейчас дело.
— Все равно, все равно, — задумчиво проговорил Протопопов. — Тем более что обвинения прокурор не подпишет. Пока я могу ему вменить только «дачу заведомо ложных». Этого на нем с три короба, включая теперь и белоомутского фотографа. Это вы меня Богдановичем подзадорить хотели? — улыбнулся невесело.
Решетников покачал головой:
— Не совеем так, Юра. Хотя и это тоже. Богданович свою жену замочил.
Женька и Валя повернули к нему головы.
— И кажется, я знаю как.
— Что, сам?
— Может, и сам. А может, не сам. Этого я еще не проверил. Но не сегодня-завтра скажу точно. Не торопите.
Протопопов снял трубку телефона, послушал гудки, но звонить не стал. Перебрал бумаги из нелединского дела. Достал из стола бланк постановления. А потом произнес каким-то бесцветным голосом, в пустоту:
— Я обратно в главк не хочу. И погоны капитана меня вполне устраивают. Но мне на пенсию с грязным пятном не охота уходить.
Пацана Славку Шуранова нашли довольно быстро. Сработали показания продавца из табачного киоска: да, действительно, он припоминал такой незначительный случай — двое мальчишек, один из которых был на спортивном велике, пытались у него выторговать блок «Мальборо» за красивую ручку, как они говорили, американскую. Пацаны эти — из тутошних, киоскеру примелькались, частенько подъезжали к мальчишкам-мойщикам, и те должны знать, как их найти: по очереди катались на велосипеде. И Турка киоскер, конечно, знал; стоило тому выйти из милицейского «уазика», который Филимонов с трудом выбил у начальника, и подойти в сопровождении двух вооруженных милиционеров (как-никак, арестованный, которому предъявлено обвинение), он побледнел, сомкнул губы и напялил солнцезащитные очки. Но подтвердил, что Турок ручку у пацана отобрал и даже дал тому подзатыльник.
С мойщиками возникла проблема. Никак они признавать юного велосипедиста за своего знакомого не хотели. У Филимонова даже возникли подозрения, что они о нем знают нечто такое, за что может перепасть всем. Тогда Филимонов пошел на риск. Приказав снять с Турка наручники, решился выпустить его из машины, чтобы тот потолковал с подопечными по-свойски:
— Гляди, Турок, вздумаешь бежать — догоним, накинем срок. Поможешь — я сам лично на суде выступлю и скажу, что ты оказал содействие следствию.
Турок, не будь дурак, тут же потребовал составить протокол и признать в письменном виде его участие в следственных действиях, вписал торопливо составленный на планшетке текст слово «добровольно», и только после этого вышел из машины.
143 
