Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
229 
А. А. Александров в статье «Молодые таланты в русской беллетристике. Антон Чехов» (ЦГАЛИ, фонд 2, оп. 1, ед. хр. 35, стр. 5), говоря о гуманизме Чехова, о внимании писателя к душе и сердцу человека, ссылался на рассказ «Поцелуй», в котором автор тепло и трогательно отнесся к своему герою — штабс-капитану Рябовичу.
К. Говоров (К. И. Медведский) писал об отсутствии в произведениях Чехова серьезного содержания и относил «Поцелуй» к рассказам «анекдотическим». «…Если бы этот замысел был эксплоатирован беллетристом-психологом — из него что-нибудь и вышло бы. Но г. Чехов, как мы знаем, совсем не психолог», — безапелляционно утверждал критик, рекомендуя Чехову «ограничиться передачей самого анекдота, и в общих словах — того впечатления, которое произвел на Рябовича поцелуй невидимой красавицы» («День», 1889, № 485, 13 октября).
Отрицательно писал о рассказе К. Медведский и позже, считая, что Чехову не удалось раскрыть психологию своего героя («Русский вестник», 1896, № 8, стр. 290).
В. Гольцев подчеркивал, что в ряде рассказов Чехова пантеистическое мировоззрение принимает «печальный оттенок». В связи с этим он упомянул «Поцелуй», ссылаясь на размышления Рябовича в конце рассказа («Русская мысль», 1894, № 5, стр. 47).
В. Альбов, утверждая, что юмор в произведениях Чехова уступил место пессимизму, среди рассказов, повествующих о беспомощности человека и бесцельности его существования, назвал «Поцелуй». Он писал, что «Поцелуй» «как будто нарочно выдуман на заранее составленную тему — о бессмысленности жизни» («Мир божий», 1903, № 1, стр. 88). «Изображая пустоту и бессилие мечты, обнажая жизнь, он, — замечал Альбов о Чехове, — понимает вместе с тем, что эта обнаженная жизнь, жизнь без мечты, „необыкновенно скудна, бесцветна и убога“» (стр. 103).
При жизни Чехова рассказ был переведен на венгерский, немецкий, сербскохорватский, словацкий и чешский языки.
В письме к И. Я. Павловскому от 5 декабря 1894 г. среди «наиболее подходящих для французского читателя» рассказов Чехов назвал «Поцелуй» («Вопросы литературы», 1960, № 8, стр. 145).
Стр. 408… похожей на императрицу Евгению. — Евгения Монтихо (1826–1920) — жена Наполеона III.
МАЛЬЧИКИ
Впервые — «Петербургская газета», 1887, № 350, 21 декабря, стр. 3, отдел «Летучие заметки». Подзаголовок: Сценка. Подпись: А. Чехонте.
Вошло в издание А. Ф. Маркса.
Печатается по тексту: Чехов, т. 1, стр. 332–339.
Готовя рассказ для собрания сочинений, Чехов снял подзаголовок и существенно переработал весь текст. Были внесены добавления, рисующие психологию детей (в частности, молитва Володи); написан другой финал. В результате контраст характеров двух мальчиков, едва намеченный в газетной редакции, стал ярче. Исправляя текст, Чехов снимал вульгаризмы и просторечные выражения.
Возможно, для творческой истории «Мальчиков» имел значение эпизод, рассказанный писателем И. С. Шмелевым. Шмелев и его товарищ, оба гимназисты, встретились с Чеховым, тогда молодым начинающим писателем, в Нескучном саду, в Москве. Мальчики ловили рыбу и сушили ее, подражая индейцам. Чехов, включившись в игру, обратился к друзьям с предложением: «Не выкурят ли мои краснокожие братья со мною трубку мира?» А получив от мальчиков подарок — поплавок для ловли карасей — «дикообразово перо», в том же тоне поблагодарил: «попо-кате-петль!» — что значит «Великое Сердце». «Я теперь вспоминаю, из его рассказов, — „Монтигомо, Ястребиный Коготь“ — так кажется?..», — писал Шмелев в воспоминаниях «Как я встречался с Чеховым», датированных 1934 годом (в кн.: И. Шмелев. Повести и рассказы. М., Гослитиздат, 1960).
В «Осколках московской жизни» («Осколки», 1885, № 3, 19 января, стр. 4) Чехов писал о том, как со временем меняются вкусы. Так, «было время, когда люди зачитывались рыцарскими романами и уходили в Дон-Кихоты», а «наши сызранские и чухломские детеныши, начитавшись Майн-Рида и Купера, удирали из родительских домов и изображали бегство в Америку».
О том, что Чехов в «Мальчиках» отразил характеры и обстоятельства, типические для определенного времени, свидетельствует и письмо Г. И. Успенского к В. А. Гольцеву от 22 июня 1891 г. Высоко оценивая автобиографический рассказ молодого писателя А. С. Серафимовича «Бегство в Америку» (впоследствии названо «Бегство»), Г. И. Успенский писал: «„Детство и отрочество“ Толстого, „Семейная хроника“ Аксакова, „Детские годы“ М. Е. Салтыкова (в „Иудушке“) и т. д. — ни в чем не подобны детству юнейшего поколения. Ни я, ни Вы, ни Вас. Мих. Соб‹олевский›, ни Н. К. Михайловский, ни Вук. Мих. Лавров, ни А. С. Посников и т. д. — никто не бегал в Америку, — а юнейшее поколение бегало и, след‹овательно›, в его нравственном настроении есть нечто нам непонятное» (Г. И. Успенский. Полн. собр. соч., т. 14, 1954, стр. 485). В некрологе «Н. М. Пржевальский» (1888) Чехов раскрыл причины этого «нравственного настроения»: «Изнеженный десятилетний мальчик-гимназист мечтает бежать в Америку или Африку совершать подвиги — это шалость, но не простая… Это слабые симптомы той доброкачественной заразы, какая неминуемо распространяется по земле от подвига».
229 
