Лёгкий, ненавязчивый романчик 
231 
О художественном своеобразии «Степи» Короленко писал: «Некоторые критики отмечали, что „Степь“ — это как бы несколько маленьких картинок, вставленных в одну большую раму. Несомненно, однако, что эта большая рама заполнена одним и очень выдержанным настроением. Читатель как будто сам ощущает веяние свободного и могучего степного ветра, насыщенного ароматом цветов, сам следит за сверканием в воздухе степном бабочки и за мечтательно-тяжелым полетом одинокой и хищной птицы, а все фигуры, нарисованные на этом фоне, тоже проникнуты оригинальным степным колоритом» (Чехов в воспоминаниях, стр. 141). Короленко прочитал «Степь» одним из первых, в рукописи, и его мнение было известно Чехову уже в 1888 году (например, из письма Плещеева от 8 февраля). По свидетельству Ф. Д. Батюшкова, «Короленко придавал ей („Степи“) символическое значение для целой полосы русской жизни того времени — унылой в своей безбрежности именно как степь» (Ф. Д. Батюшков. Антон Павлович Чехов. — В кн.: История русской литературы XIX в. под ред. Д. Н. Овсянико-Куликовского, т. V. М., 1910, стр. 197).
Известно суждение о «Степи» Л. Н. Толстого, относящееся к 1903 году. Х. Н. Абрикосов писал из Ясной Поляны своему отцу Н. А. Абрикосову 27 января 1903 г., что Толстой «назвал четыре вещи Чехова, которые он хвалит: „Детвора“, „Тоска“, „Степь“ и „Душечка“» («Летописи Государственного литературного музея», кн. 12, М., 1948, стр. 441).
При жизни Чехова повесть была переведена на шведский язык.
Стр. 69. клуня — на юге России так называется рига, т. е. постройка для сушки и хранения зерна.
Стр. 70. лобанчик — золотой червонец.
Стр. 76. шибеница — на юге России название виселицы, дыбы.
Стр. 98. Петр Могила (1596–1647), киевский митрополит, много заботившийся о просвещении, в частности — о Киевобратской (Могилянской) школе.
…духов с того света вызывать, как Саул…— Подразумевается библейская легенда о царе Сауле: дух отца Самуила предсказал Саулу конец его царствования (Библия, I-я книга царств, гл. 28).
Василий Великий (ок. 330–379), христианский церковный деятель.
Нестор (годы рожд. и смерти неизвестны), древнерусский историк и публицист, по-видимому, монах Киево-Печерского монастыря с 70-х гг. XI века, автор «Чтения о житии… Бориса и Глеба» и «Жития… Феодосия». Многие ученые считают, что Нестор был одним из составителей «Повести временных лет».
ОГНИ
Впервые — «Северный вестник», 1888, № 6 (ценз. разр. 25 мая), стр. 1-36. Подпись: Антон Чехов.
Печатается по журнальному тексту.
Начало работы над повестью относится к февралю 1888 г. 22 февраля Чехов писал Я. П. Полонскому: «После „Степи“ я почти ничего не делал. Начал было мрачный рассказ во вкусе Альбова, написал около полулиста (не особенно плохо) и бросил до марта». В конце марта Чехов снова возвратился к «Огням». «Пишу повестушку для „С<еверного> вестн<ика>“, — сообщал он А. Н. Плещееву, — и чувствую, что она хромает». Несмотря на то, что Плещеев торопил Чехова, «Огни» писались медленно. 9 апреля Чехов писал Плещееву о повести: «… давно уже пора кончить ее, но — увы! — чувствую, что я ее кончу едва к маю. К прискорбию моему, она у меня не вытанцовывается, т. е. не удовлетворяет меня, и я порешил выслать Вам ее не ранее, пока не поборю ее. Сегодня я прочел всё написанное и уже переписанное начисто, подумал и решил начать опять снова <…> Повестушка скучная, как зыбь морская; я сокращал ее, шлифовал, фокусничал, и так она, подлая, надоела мне, что я дал себе слово кончить ее непременно к маю, иначе я ее заброшу ко всем чертям». Чехов неоднократно упоминал в письмах друзьям о том, что он недоволен повестью и продолжает над ней работать. «Вчера дал прочесть одной девице рассказ, который готовлю для „Сев<ерного> вестн<ика>“, — писал он Короленко 9 апреля 1888 г. — Она прочла и сказала: „Ах, как скучно!“ В самом деле, выходит очень скучно. Пускаюсь на всякие фокусы, сокращаю, шлифую, а все-таки скучно. Срам на всю губернию!»
Из письма Чехова к А. С. Суворину от 30 мая 1888 г. видно, что финал повести в процессе работы претерпел большие изменения; первоначально, в черновом виде, он был иным: «Финал инженера с Кисочкой представлялся мне неважной деталью, запружающей повесть, а потому я выбросил его, поневоле заменив его „Николаем и Машей“». В ответ на предостережение Плещеева не увлекаться излишней отделкой (Слово, сб. 2, стр. 245) Чехов писал ему 17 апреля, что дело вовсе не в отделке: «Я переделывал весь корпус повести, оставив в целости только один фундамент. Мне не нравилась вся повесть, а не в деталях <…> Вообще повесть выйдет не из аховых, критики только носом покрутят. Это я не скромничаю. Достоинства повести: краткость и кое-что новенькое…» Однако и в переработанном виде повесть не удовлетворяла Чехова. 18 апреля он сообщил И. Л. Леонтьеву (Щеглову): «Я оканчиваю скучнейшую повестушку. Вздумал пофилософствовать, а вышел канифоль с уксусом. Перечитываю написанное и чувствую слюнетечение от тошноты: противно! Ну, да ничего… Наплюве́!»
231 
