103 
Женщина узнала короля, опустилась перед ним на колени, но он поднял ее, обнял и слегка отстранил, вглядываясь в лицо. Бельгард стоял, продолжая самодовольно улыбаться.
«Очаровательная, — подумал король, — и опытная, хотя, пожалуй, слегка огрубела от опыта».
В этот миг его внимание привлекла другая. Она спускалась по лестнице, волосы ее в падающих из окна солнечных лучах сверкали, как золото, она была помладше первой, хрупкой, с почти детской грацией и такой красоты, какой король действительно не видел прежде.
Стоящая перед ним женщина слегка повернула голову.
— Сир, — сказала она, — это моя сестра Габриэль.
Генрих направился к девушке, та остановилась на лестнице и вопросительно глянула на него. Первая резко крикнула ей:
— Габриэль! Его величество оказал нам честь.
Та сбежала вниз и направилась прямо к Генриху; опустилась перед ним на колени, и он не поднял ее, как сестру, но стоял неподвижно, глядя на ее золотистые волосы.
Поднявшись, Габриэль робко взглянула на него, и ей показалось, что перед ней старик. Генриху было тридцать восемь, ей — двадцать. От него не пахло духами, как от Бельгарда, и одет он был не так изящно. Взгляд его был острым, настороженным; лоб высоким и широким; густые грубые волосы, как и бородку, тронула седина. Он совершенно не походил на кардинала де Гиза, покойного короля Франции и других ее любовников. Ей захотелось сморщить нос от отвращения.
— Дорогие мои дамы, — сказал Бельгард, — его величество проехал вместе со мной несколько миль. Ему надо подкрепиться.
— Я распоряжусь, чтобы приготовили еду, — сказала Габриэль и повернулась, собираясь уйти, но король удержал ее, взяв за руку.
— Останьтесь, поговорите со мной.
— Но если ваше величество голодны… — Габриэль обратилась к сестре. — Диана…
— Я распоряжусь, — сказала та; и король не стал ее задерживать.
— Может, его величеству хочется полюбоваться садом, — предложил Бельгард.
— Хочется, — ответил Генрих, — притом в обществе мадемуазель Габриэль.
— Пойдемте, я поведу вас, — весело воскликнул герцог.
Генрих улыбнулся ему.
— Ты забыл о мадемуазель Диане? Поболтай с ней, пока мадемуазель Габриэль покажет мне сад.
Бельгард стоял, глядя им вслед.
«Как мог я так сглупить? — спрашивал он себя. — Обратить внимание первого волокиты Франции на первую красавицу в стране, и волокита этот — король!»
Габриэль поняла, что король Франции влюбился в нее и с наивностью, которая была бы смешной, не будь опасной, ждет взаимности.
Гуляя с ней по саду, он намекал, что приедет еще повидать ее, и притом один.
Генрих горячо целовал руки Габриэль, хотел поцеловать ее в губы, но если он полагал, что, поскольку у нее уже были любовники, она легко уступит ему, то ошибался. Она становилась любовницей тех, с кем ее мать заключала сделку, а по любви сошлась только с двумя. Одним был Бельгард, другим Лонгвиль; оба они обожали ее, и она не могла решить, кого из них любит больше. Оба обладали изысканными манерами, белье у них бывало надушено, кожа пахла свежестью, оба одевались изящно. Правда, король являлся более сильной личностью, но этого следовало ожидать.
Перед собой Габриэль не кривила сердцем. Король ей не нравится, и она очень любит Бельгарда; Лонгвиля любит тоже, и не будь ее натура такой страстной, с радостью любила бы одного из этих людей до конца жизни.
— Вы счастливы, живя в этом замке вместе с сестрами? — спросил ее Генрих.
Габриэль ответила, что да.
— Нехорошо укрывать здесь такую красоту.
— Красоту мою, — ответила она, — часто видят те, кто ее ценит.
— Значит, у вас уже есть любовник?
Габриэль широко раскрыла свои голубые глаза.
— Неужели месье Бельгард не сказал вашему величеству, что мы хотим пожениться? Отец одобряет мой выбор, и я не вижу, что может помешать нашему браку.
— Зато вижу я, — сказал король.
— Что ваше величество имеет в виду?
— Бельгард хороший человек, но для вас, моя очаровательная Габриэль, он недостаточно хорош.
— На мой взгляд, хорош вполне, — ответила она. И с достоинством, которое трудно было не заметить, направилась к замку. Генрих пришел в замешательство. Его внимание не внушает этой девушке благоговейного трепета, и на робкую девственницу она не похожа. Он был обеспокоен, но не подавлен; за нее придется побороться. Ну что ж, это он умеет; после борьбы победа будет слаще — как и тогда, когда он сможет назвать Париж своим городом, то станет любить его больше тех, что достались ему с легкостью.
103 
