Глава I

Как? Вы не помните, как родились на свет? Вот удивительно! Я так отлично помню!

Я открыл глаза и вижу: темно… И чувствую: сыровато.

Хотел вскочить, — не пускает что-то сверху.

«Вот те раз! — думаю. — Стоило родиться в такой крошечный мир, где еле помещаешься, свернувшись калачиком».

Я рассердился и — тюк! — в стенку носом — тюк!

Стенка-то и проломилась. Сразу целый кусок обломился, и в угловатую дыру хлынул свет. Не яркий, не ослепительный — приятный для глаз свет. Я даже пискнул от радости: сам себе рассвет устроил!

Вдруг что-то надвинулось на меня. Я струсил и — нырк! — обратно в свой маленький тесный мирок. Съёжился там, сжался весь, затих — будто меня и нет на свете…

И вдруг ко мне в дыру просунулся нос. Ну просто восхитительный нос: большой, гладкий, с блестящей чёрной нашлёпкой на кончике, вроде ноготка. В общем, такой же, как у меня, только куда больше.

— Мама! — запищал я изо всей силы. Сам не пойму, как это я так сразу узнал её! И так рванулся к ней, что стенки моего хрупкого мирка рухнули, и я поднялся во весь свой рост со скорлупкой на голове, как в шапочке. Родился-то я, оказывается, в яйце. Мама моя, оказалось, утка, а я — утёнок.

— Добро пожаловать! — крякнула мама: голос у неё хриплый. — Ты у меня первенец.

Мир, в котором я теперь очутился, был тоже не очень-то велик и довольно темноват. Он был ограничен круглыми, уходящими вверх стенами, а землёй служила ему мягкая труха и целая куча-перьев и пуха, в которой лежали ещё двенадцать точно таких же серо-зелёного цвета яиц, как то, из которого только что вышел я.

Мама принялась переворачивать их носом и приговаривать:

— Вот ещё один. . Погоди, погоди, сейчас я помогу тебе! Вот ещё… Здравствуйте!

Не прошло и часу, как выклюнулись на свет все мои братишки и сестрёнки. Когда мы — птенчики — сидим в яйце, у каждого из нас на носу — твёрдый бугорок: яйцевой зуб называется. Очень удобно рушить им скорлупку. Но как только мы вышли из яйца, мы его потеряли.

Маленький мир, в котором мы родились, стал теперь тесен для нас. Мы перешли в другой мир — тоже не очень просторный. Это был наш дом, наше гнездо внутри дерева. В нём было темновато, от гнезда вверх уходили круглые стены, как в трубе, и где-то вверху было окошко, через которое лил солнечный свет.

Вдруг через окошко донеслись до нас человеческие голоса.

— Эй, Гриша, гляди-ка — тут в осине дупло!

— Верно, — подтвердил другой голос. — Из пустого дупла либо сыч, либо сова. Жаль — высоко очень: метров двенадцать будет. Завтра прихватим с собой когти — посмотрим, кто там.

Мы, утята, хоть и не знали, что когти — это такие железки, при помощи которых люди влезают на столбы и стволы, — но перетрусили отчаянно. Однако мама нас успокоила:

— Люди сказали «завтра». Полезайте ко мне под крылья, обсыхайте там и смажьте свой пушок жирком. А завтра чуть свет мы с вами переселимся в третий, очень просторный мир, где людям нас не поймать и где мы будем жить на воде.

— А что такое — вода? — спросил я.

— Много будешь знать, скоро состаришься, — сказала мама-утка. — Тебе сейчас расти скорей надо, развиваться, а не стариться.

Я удивился:

— А как же я стану развиваться, если не буду узнавать, ума набираться?

  167