... 
42 
Да, у короля были люди, к которым он испытывал привязанность, и он их берег. Но чувствует ли он к Катарине такую же признательность, как к Кранмеру?
Сколько раз за прошедшие месяцы король спрашивал ее:
— Что, никаких признаков беременности? А однажды он сказал:
— О боже, я завел себе еще одну бесплодную жену!
Это было сказано после большого пира, на котором он чувствовал себя бодрее, чем обычно, ибо язвы на ноге зажили, и он слушал пение одной дамы, отличавшейся необыкновенной красотой. Эта красота произвела на него не меньшее впечатление, чем голос.
— Так, значит, никаких признаков? — В голосе короля прозвучали угрожающие нотки, а во взгляде, сопроводившем этот вопрос, была неприкрытая неприязнь.
Но через несколько дней нога короля разболелась пуще прежнего, и он тут же бросился к Катарине, своей заботливой сиделке. Снова он называл ее своим поросеночком, а когда юная красавица попросила разрешения спеть его величеству еще раз, он сказал:
— В другой раз. В другой раз.
Как странно, подумала Катарина, в слабости короля, которая делает его совершенно невыносимым для окружающих, заключено ее спасение. Эта мысль появилась у нее, когда она стала королевой, Одна за другой проходили тяжелые недели. Порой она просыпалась ночами, увидев страшный сон, и, обхватив шею руками, с истерическими нотками в голосе, как бы в насмешку над собой, спрашивала:
— Ну что, моя дорогая головушка, ты все еще на плечах?
Катарину немного пугали истерические нотки — это было что-то новое. Она всегда была такой спокойной, такой уравновешенной. Но можно ли оставаться спокойной, если смерть ходит рядом?
Днем мысли о смерти казались ей смешными. Когда она сидела, окруженная придворными, и король клал ей на колени свою забинтованную ногу, смерть казалась такой далекой.
— Мне так легче, — говорил он. — Послушай, Кейт, — добавил он однажды, когда на него вдруг нашел приступ влюбленной признательности, — в тебе есть какая-то тайная сила, ибо ты способна умерять жар в ноге и облегчать боль... Хорошая моя, Кейт, хорошая моя, — говаривал он, поглаживая ее по щеке или по голому плечику, — поросеночек мой, — называл он ее и дарил рубин или алмаз. — Нам нравится, когда ты носишь наши драгоценности. Они тебе идут... очень идут. — Он дарил ей драгоценности, чтобы успокоить свою совесть; эти подарки означали, что король подумывал, как бы заменить ее на какую-нибудь свеженькую жертву, которую он себе приглядел. Но потом, под влиянием болезни, он вспоминал о своем возрасте и решал оставить все как есть — если как жена Катарина не всегда радовала его, то как сиделка была просто незаменима — когда возвращалась боль.
Примерно в это время король решил заказать свой новый портрет.
Катарина надолго запомнила эту историю и всегда вспоминала о ней с ужасом. Ей казалось, что история с портретом показала ей и всему двору, как шатко было ее благополучие. Король, которому надоела жена, становился необыкновенно жестоким. Он верил, что всегда прав, а это означало, что не прав тот, кто с ним не согласен.
Главным грехом Катарины в глазах короля было ее бесплодие. Прошел год их совместной жизни, а не было не только ребенка, но и никаких признаков, что он будет. «Но ведь другие, — говорил он себе, — были беременны от меня! Первая Катарина была в тягости семь раз, Анна Болейн — четыре, Джейн — два и Екатерина Ховард — один».
Криво усмехнувшись, он вспомнил, что не дал Анне Клевской возможности понести от него. Но у Катарины Парр было сколько угодно таких возможностей — и ничего!
Неужели Бог не одобряет его шестой брак?
Когда король начинал думать, что Бог не одобряет его жену, это означало, что он собрался искать новую. И ничто не могло яснее продемонстрировать его намерения всему двору, чем эта история с портретом.
Здоровье короля улучшилось; ему недавно пустили кровь, и язвы на ноге заживали, он ходил теперь гораздо больше, чем раньше. Казалось, к нему вернулись молодые силы, и он приметил одну красавицу из числа фрейлин королевы.
В его глазах появилось злорадство, когда он обдумывал, каким будет его портрет. Ему пришло в голову, что Катарина, его жена, чересчур умна и бойка на язычок, а он не любил слишком умных женщин. Эта мысль заставила его вспомнить о малышке Екатерине Ховард, и он снова ощутил горечь утраты. Послы и посланники из других стран, похоже, находили удовольствие в беседе с нынешней королевой, и это ей очень нравилось. Король решил, что она слишком возомнила о себе. Ей надо показать, что они воздают ей почести только потому, что она его королева, а вовсе не потому, что восхищены ее умом. Он хотел показать ей, что, подняв ее на вершину власти, он легко может низринуть ее в ничтожество.
42 
