Последние отзывы

  24  

Его пентхаус на Виале Тринита деи Монти, рядом с площадью Испании, был бесподобен – минималистский и современный, весь из нержавеющей стали и морозного стекла. Полы красного дерева, ванные сплошь каррарский мрамор. Стены во всех комнатах были белыми, но можно было регулировать свет, создавая различные цвета и настроения. За окнами – от пола до потолка – открывался удивительный вид города. Просторный балкон был уставлен высокими терракотовыми горшками. В больших росли лимоны, а в маленьких – розмарин, шалфей и лаванда, наполнявшие теплый воздух благоуханием.

Ева стояла, смотрела на Рим и думала, что подобные апартаменты могут принадлежать человеку, у которого нет не только никаких обязательств, но даже и места для них. Он показывал ей колоннады, дворцы и церкви, пока она не почувствовала головокружения от всего этого великолепия, потом отвез ее из большого города в живописный городок Тиволи, где они устроились на крутом склоне в окружении рощ и ручьев.

– Это так прекрасно, – прошептала она, оглядывая серебристые извилистые стволы оливковых деревьев на окрестных холмах.

Он дотронулся до ее волос.

– Это ты прекрасна, – нежно сказал он и отвез ее обратно в свою квартиру, где весь оставшийся день они медленно и долго занимались любовью.

Вечером они ужинали в ресторане на одной из узеньких мостовых Трастевере, где при свечах отведали простое и вкусное блюдо tonnarelli cacio е рере, запивая его вином гранатового цвета. Подали кофе.

Ева ощутила удивительное расслабление.

– Расскажи мне о своем детстве, – сказала она, откидываясь в кресле. – Где ты родился?

– Я римлянин, – ответил он просто. – Я родился здесь.

– И ты никогда не хотел жить где-нибудь еще?

Он слегка озадаченно на нее взглянул и пожал плечами.

– Почему я должен этого хотеть? Все, что я хочу, здесь.

Она почувствовала, как он любит свою страну, свой город.

– А твоя семья? Где они живут?

– Сестра тоже в Риме. Родители оба умерли.

Ева кинула кусочек сахара в свой "эспрессо".

– Мои тоже, – сказала она, хотя он и не спрашивал.

– Значит, у нас много общего, – пробормотал он, – не говоря уж о самом очевидном.

Глаза его засветились хитрым светом.

Это было вопиющим сексуальным хвастовством.

Вроде бы это должно было ей понравиться, но, как ни странно, она почувствовала себя неуверенно. Может, потому, что сексуальное влечение недолговечно?

Официант принес счет. Лука расплатился и взглянул на нее.

– Нам пора домой, тебе не кажется?

Как только они оказались дома, Лука провел рукой по крошечной складке между ее бровей.

– Ты хмуришь брови, не переставая, с тех пор как мы ушли из ресторана! Знаешь, что случается, когда хмуришься? – поддразнивал он. – Морщины появляются и остаются навсегда. А еще ни одной женщине не нравились морщины на лице.

По какой—то причине это наблюдение только подействовало ей на нервы.

– Ну, когда эти морщинки появятся, мы от них избавимся с помощью волшебного скальпеля хирурга, разве не все так делают? – язвительно спросила она, – потому как, если на мужском лице морщины указывают на жизненный опыт, то на женском они выставляют напоказ только возраст!

– Сага, сага, это твое мнение, а не мое. Ты работаешь в индустрии, которая ограничивает возраст трудящихся в ней. – Он поцеловал кончик ее носа. – И я совсем не пропагандирую хирургическое вмешательство!

Ева подумала, что ему этого и не нужно. Отвернувшись к окну, она смотрела на сверкающие огни города. Такие мужчины, как Лука, высоко ценят красоту, а синоним красоты – молодость, разве не так? У него всегда будет целая армия девушек с молодой, упругой и неморщинистой кожей.

– Ева?

Его голос был глубоким и низким. Она закрыла глаза, когда он начал поглаживать ее плечи руками, вновь затягивая ее в объятия. Зачем все портить, подумала она, пока его ладони ощупывали ее грудь.

– Слушай, ты не злишься? Ты словно горишь.

Она засмеялась и повернулась к нему, поглаживая рукой точеный контур его подбородка.

– Не злюсь, но действительно горю. – Ее глаза блеснули дразнящим вызовом. – Всегда пылаю.

– Тогда иди сюда и покажи как, – выдохнул он, уловив в изгибе ее рта характерный любовный голод. – Покажи мне.

– Ну, я тебе покажу, – нетвердо сказала она, расстегивая пуговицы на его рубашке.

Этой ночью она играла активную роль, раздевая и дразня его, пока он не начал молить ее о милосердии.

  24