очень нудно 
5 
Он укладывает вещи: аккуратно сложенную одежду, несессер, все самое необходимое. Берет карты местности, путеводители, удостоверения личности, кредитные карточки на свои разные фамилии. Он насвистывает веселый мотивчик. Что-нибудь еще для развлечения? Но разве жизнь и без того не развлекает его? Нет, все-таки он с тайной радостью берет томик стихотворений Гёльдерлина, написанных в далекие и сумрачные времена, задолго до того, как он появился на свет, — появился, словно комок сырой глины, лепи что угодно.
Наконец, прежде чем закрыть чемодан, он не забывает положить туда маленькую серебряную штучку. Теперь он уже не насвистывает, нет, он серьезен и исполнен достоинства, ведь это последний ритуал перед каждой большой поездкой. Маленькая серебряная вещица — его дополнительные уши.
Так получалось всегда: за руль сел Штерн. Ему не захотелось разворачиваться, и он поехал по Старому мосту. В пешеходной зоне туристы шарахались, словно голуби. В переулках к северу от главной улицы вычищались подвалы. Когда Штерн собрался свернуть и ехать дальше вдоль реки, машину остановил полицейский. Неккар уже вышел из берегов, сообщил он и посоветовал возле церкви Святого Духа пересечь пешеходную зону, проехать к горной железной дороге, а затем на улице Фаулер-Пельц свернуть на Ингриммштрассе.
— За кого он нас принимает? За туристов или студентов? — проворчал Хафнер с заднего сиденья. — Мы и сами не хуже него знаем, как тут проехать!
Штерн медленно вел машину. Казалось, прохожие намеренно не торопились уступить дорогу, ведь полицейские совершали самое тяжкое в пешеходной зоне преступление — пересекали ее на колесах.
Внезапно Штерн озадаченно обернулся к коллегам:
— Почему он нам просто не сказал, что мы должны повернуть?
Все трое этого не знали. Тойер предположил, что тогда это прозвучало бы не так веско.
На Фаулер-Пельц находилась тюрьма. Тойер был уроженцем Гейдельберга, но так никогда и не смог привыкнуть, что подозреваемые лица отбывали предварительное заключение прямо в Старом городе, в двух шагах от специалистов по римскому праву и историков культуры и, самое главное, от бесчисленных кабачков. Камеры с видом на замок, в которые долетал шум нескончаемого праздника. Он не стал смотреть на тюрьму, когда они проезжали мимо. За университетской площадью они свернули на широкий бульвар Фридрих-Эберт-Анлаге и постепенно набрали приличную скорость.
Тойер закрыл глаза. Он знал тут каждый дом, вот Институт музыки, здания столетней давности по обе стороны улицы. Потом они пересекли площади Эбертплац и Аденауэрплац и покатили по бульвару Курфюрстенанлаге; там начинался Гейдельберг, виды которого уже не украшали многочисленные путеводители. За ведомством здравоохранения свернули налево, к новому, хотя уже не очень новому, зданию отделения полиции «Гейдельберг-Центр».
Тойер не любил это здание. С него слетел весь глянец уже через несколько лет после постройки, а достойно стареть такие дома не умеют — в этом болезнь всех нынешних новоделов.
Концепция Зельтманна, разумеется, включала и запрет на курение во всех служебных помещениях, словно из-за этого лишения крепла злая хватка у сколоченных им групп. Тойера такая мера не задела — он сам уже несколько лет назад бросил курить вопреки всем общепризнанным моделям никотиновой зависимости. Штерн не курил вообще — берег здоровье, Лейдиг курил тайком — боялся матери. Зато Хафнер по-прежнему не вынимал изо рта сигарету и при необходимости готов был заткнуть сигнализатор дыма старыми носками. Вот и сейчас он дымил как паровоз, так как дама из прокуратуры еще не появилась.
Лейдиг не счел нужным менять свою элегантную позу только из-за того, что в кабинет вошли его коллеги и шеф: он развалился в кресле, положил ноги на стол и сцепил на затылке пальцы; одет он был безупречно, но старомодно — единственный ходил в костюме. Порой он излучал бездонную самоуверенность, но только тогда, когда рядом не было его матери.
Хафнер не мог или не желал отказаться от своей гипотезы. Он снова забубнил о «масленичном деликте». Но от него просто отмахнулись, не тратя времени на комментарии.
— Он зацепился за мост Теодора Хойса, — проговорил Штерн. — Значит, он не мог с него ни спрыгнуть, ни упасть, ни быть сброшенным, ведь тогда его понесло бы дальше, течение там не приведи Господь. Кроме того, там нашлись бы и свидетели происшествия.
5 
