1731. М. О. МЕНЬШИКОВУ

11 августа 1896 г.

Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: Чехов, изд. Атеней, стр. 107–108.

Ответ на письмо М. О. Меньшикова от 27 июля 1896 г., с припиской от 8 августа 1896 г. (ГБЛ).

…буду Вас ждать. — Меньшиков писал, что в середине августа он поедет в Ясную Поляну через Лопасню и хотел бы повидаться с Чеховым. Приехал в Мелихово 15 августа и пробыл до 18 августа. Имеется запись в дневнике Чехова: «С 15 по 18 августа у меня гостил М. О. Меньшиков. Ему запрещено печататься, и он теперь презрительно отзывается о Гайдебурове (сыне), который сказал новому начальнику Главного управления по делам печати, что из-за одного Меньшикова он не станет жертвовать „Неделей“ и что „мы всегда предупреждали желания цензуры“. М<еньшиков> в сухую погоду ходит в калошах, носит зонтик, чтобы не погибнуть от солнечного удара, боится умываться холодной водой, жалуется на замирание сердца. От меня он поехал к Л. Н. Толстому» (см. Сочинения, т. XVII).

Надеюсь, что Яша уже на пути к выздоровлению. — В приписке от 8 августа Меньшиков писал, что поедет в Ясную Поляну, «если не умрет лежащий теперь в тифе Ваш поклонник Яша <сын Меньшикова>».

Написал пьесу, в которую одним когтем вцепилась цензура… — О прохождении «Чайки» через цензуру см. письма 1718 ^* , 1739 ^* и примечания к ним.

…написал для «Нивы» повесть… — «Моя жизнь».

Завидую Вам, что Вы едете в Ясную Поляну ~ должно быть, в сентябре мне удастся побывать там. — В сентябре 1896 г. Чехов не был в Ясной Поляне, хотя Меньшиков написал ему (20 августа), что его очень ждут. «Пишу Вам по обещанию прямо из львиной берлоги. К сожалению, седой Лев болен: желчные камни, хотя это не мешало ему еще третьего дня, когда я приехал, играть в Laun tennis, купаться (плавать по-богатырски), а вчера ездить верхом верст 16^[22]. Но сегодня уже не выходит <…> Стоило мне сказать, что я от Чехова, как все львицы, старая и молодые, выразили величайшее внимание: Отчего он к нам не приедет? Я, со свойственной мне в качестве Вашего дипломата тонкостью, заметил, что он, Чехов, страшно хотел бы к Вам приехать, да боится стеснить: у вас-де столько гостей, etc. Львицы подняли вопль. Софья Андреевна, со свойственной ей тонкостью, заявила, что такое уж их несчастье, что целые толпы разной сволочи осаждают их дом, а люди милые и им дорогие стесняются приехать, „но скажите ему, что мы всем сердцем рады и примем его à bras ouvert“. Дальше — комплименты Вашему уму, таланту и пр. Записала от меня Ваш адрес, собирается сама писать. Ужасно жалела, что Вы можете приехать только в сентябре, когда ее не будет здесь (от 5 до 23 сентября она — запомните — будет в Москве).

Я передал Ваше намерение принимать с Машей больных, — Маша этому очень рада — и вообще, что они, барышни, очень Вам понравились. Вчера, едучи с Татьяной Львовной, опять говорили о Вас. Татьяна „очень Вас любит, но чувствует какую-то грусть за Вас, думает, что у Вас очень большой талант, но безжизненное материалистическое миросозерцание“ и пр. Рассказом „Убийство“, который мне так понравился, Татьяна возмущена. „Скажите, он очень избалован? Женщинами?“ — „Да, — говорю, — к сожалению, избалован“. — „Ну вот, мы говорили об этом с Машей и советовались, как нам держать себя с ним. Эти дамы, противно даже, смотрят ему в глаза: „Ах, Чехов вздохнул, Чехов чихнул“. Мы с Машей решили его не баловать“, — прибавила Таня с прелестной откровенностью. Вы и представить себе не можете, как это мило было сказано. Я посмеялся и заявил, что непременно напишу Вам обо всем этом.

Сегодня опять, в разговоре о Вас, С<офья> А<ндреевна> заявила, что только Вас и считает из молодежи за писателя: Короленко, по мнению всей семьи, фальшив. Лев отозвался о Вас так, что Вы большой и симпатичный талант, но связанный (как я подсказал ему) скептическим миросозерцанием, и он боится даже надеяться, что Вы освободитесь от этих пут (как, прибавил он, можно было ждать от Лермонтова, например). Чувствуется, что Лев очень любит Вас и следит за Вами, но не без родительской тревоги. Вот и всё, что слышал о Вас; может быть, что и забыл, но общий тон тот, что Вас очень любят, ценят, ждут как дорогого гостя. Я расхваливал Вас, со своей стороны, в той мере, в какой непритворно люблю Вас и уважаю, т. е. в степени, близкой к превосходной. Расспрашивали о Вашей семье, и я особенно настаивал на необходимости молодым графиням подружиться с Марьей Павловной, на разрисовку которой тоже не пожалел суздальских красок» (Записки ГБЛ, вып. 8, стр. 48–49).

  208