21 
— Александр Вертинский.
— Да какой из него поэт?! — оскорбился голос.
— Вы правы, поэзы Вертинского — отдельный жанр. Но можно назвать писателя — Михаил Булгаков.
— Он уехал в Москву, — отсек голос повесившейся кандидатуру любимого писателя Маши. — В Киеве он не написал ни строки. Ни одной! Знаете почему?
— Не знаю, — признала Вероника.
— Потому что, с тех пор, как отсюда вывезли наш талисман — нас лишили силы! — загробным голосом изрекла поэтесса. — Мы немощны. Мы немы. Никто не слышит нас, что бы мы им не кричали!
То было преувеличением.
В данный момент Сейчас ее голос гремел на всю квартиру, как телевизор, включенный на максимальную громкость. Маша недоуменно покосилась на Чуб, поражаясь крепости ее сна.
— А что это за талисман? — вежливо поинтересовалась Дашина мама.
— Вы все равно не поверите. — Поэтесса опять попыталась отползти вглубь себя.
— Поверьте, — заверила ее Вероника, — я вам поверю.
— Вы верите в мистику?
— Я — литературный критик, — не без гордости представилась мать-маяковка. — Можно ли не верить в мистику судеб, изучив творчество писателей и поэтов? Их стихи — полны пророчеств! Их жизни — полны мистических совпадений. Взять хотя бы того же Влад Владовича Маяковского. Побывав в Киеве, он… написал о нем несколько презрительное стихотворение «будто в гости к старо-старой бабушке, я вчера приехал в Киев»…
— А что вы думаете об Анне Ахматовой? — перебила ее поэтесса.
— Я не ее поклонница, — суховато ответила перебитая. — Но, безусловно, отношусь к ней уважительно.
— И зря! — визгливо вскрикнул голос. — Потому что она — воровка! Она все украла! Все свои стихи…
— У кого? — изумилась критикесса.
И в ее вопросе набатом прогремел неподдельный — профессиональный интерес.
— Давайте-ка, я лучше расскажу все с самого начала, — предложила поэтесса, явно почуяв, что отыскала, наконец, своего идеального слушателя. — Месяц назад мне попалась в руки книга «Украинская ведьма».
— Профессора Чуб?!
— Откуда вы знаете?!! — вздрогнул голос рассказчицы.
— Ее написал мой деверь. Отец моего бывшего мужа. Вы сейчас в его квартире. Умирая, он завещал ее не мужу, а внучке и мне. К слову, именно его внучка, моя дочь Даша спасла вас сегодня.
— Боже мой! — заголосила повесившаяся. — Еще одно совпадение! Теперь я знаю, вы поверите мне. Быть может, даже поможете. Это не может быть просто случайностью. Это знак!
Маша выпрямилась: кричавшая была совершенно права — случайностей не существовало в природе.
И Киевица Ковалева встала с кровати и на цыпочках пошла в коридор, страшась упустить хоть полслова.
— В книге отца вашего мужа я прочла способ узнать судьбу. — От нетерпения голос повесившейся глотал буквы и слоги. — Способ прост. Если, в течение дня вы три раза подряд услышите или прочтете одно и тоже слово, — задумайтесь, что вам хотят сказать свыше? Естественно, речь идет не о «спасибо», «пока». Но если три раза за день три разных человека поминают, к примеру, Севастополь, — возможно, вам стоит съездить туда.
— Думаете, стоит? — спросила Вероника, точно размышляла: не пора ли ей спаковать чемоданы и рвануть в город русских моряков.
— Уверенна, — железобетонно сказала поэтесса. — Стоило мне прочесть книгу вашего деверя, на следующий день мне три раза подряд встретилось слово «Лото». Я сразу купила билет. И что вы думаете? Я выиграла!
— Выиграли?!
— Да!
— Что?
— Представьте себе, машину! И не говорите мне, что это совпадение!
— О, нет, — проговорила Вероника. — Машина — не совпадение. Это достаточно увесистый факт.
— Правда, потом я ее продала, и на эти деньги разменяла квартиру. Но это уже не важно… Точнее — как раз это и есть самое важное! Я купила квартиру на улице Анны Ахматовой. Въехала туда вчера. Попыталась разложить тюки с вещами и нашла среди них старый номер журнала «Ренессанс». В 1989 году нем были напечатаны мои стихи. На 89-ей странице! — подчеркнула повесившаяся с жирным значением. — Я принимаюсь перечитывать их, как вдруг… Журнал падает из моих рук, и открывается на статье «Ахматова в Киеве»! И знаете, как начинается эта статья? «Анна Андреевна Ахматова (настоящая фамилия Горенко) родилась на знаменитую Иванову ночь 1889 года...» Вы понимаете? 1889-го?
— Пока не понимаю, — честно призналась литературная мама.
21 
