очень нудно 
262 
Потом Фрэнсис посмотрел Джоджонаху прямо в глаза и… замолчал.
Джоджонаху едва верилось, что этот человек его не предал!
Но здесь вновь заговорил Маркворт. Он поблагодарил и отпустил Фрэнсиса, пояснив, что рассказ безупречного предварил показания другого свидетеля — одного из стражников, на которого напал Элбрайн. Оказалось, этот монах сумел немного выползти из бокового прохода и мельком увидеть заговорщиков. Среди них находился и… магистр Джоджонах.
Джоджонах смолк. Он понял: никакие, даже самые громкие возражения теперь не помогут.
Следующим выступил настоятель Де'Уннеро. Он подробно рассказал о событиях, приключившихся по пути в Палмарис, которые позволили Джоджонаху исчезнуть под внешне благовидным предлогом. Де'Уннеро представил произведенный им расчет времени, показав, что магистр вполне мог побывать в Санта-Мир-Абель.
— Мне довелось разговаривать с тем купцом. Его имя — Неск Рич. Так вот, он подтвердил, что магистр Джоджонах более не появлялся на месте стоянки его каравана.
Джоджонахом начало овладевать странное спокойствие, странное приятие того, что в этом сражении ему не победить. Маркворт отлично подготовился к атаке.
Он бросил взгляд на фанатичных гвардейцев из «Бесстрашных Сердец» и улыбнулся.
Следующим Маркворт вызвал одного из спутников Джоджонаха по экспедиции в Барбакан. Можно было не сомневаться, что этот брат поведает собравшимся, как Джоджонах ловко сумел тогда не позволить им выкопать тело Эвелина.
И каждый фрагмент упадет точно в нужное место общей картины обвинения против него.
— Довольно! — закричал Джоджонах, нарушая ход затеянного Марквортом спектакля. — Да, злодей Маркворт, я действительно был в твоих застенках.
Восклицания в зале стали громче. Послышались гневные выкрики, и их было не так уж мало.
— Да, я помогал освобождению пленников, незаконно и бесчеловечно захваченных тобою, — признался Джоджонах. — Я достаточно насмотрелся на твои злодеяния. Я видел, сколько чудовищной лжи обрушилось на кроткого — да, кроткого и благочестивого Эвелина! И эти же наиболее зримо проявились в судьбе «Бегущего по волнам».
Магистр Джоджонах умолк и громко рассмеялся, припомнив только что произнесенные слова. Каждый настоятель, магистр и безупречный, сидевший в этом зале, знали о судьбе «Бегущего по волнам» и в свое время молчаливо согласились с ней. По сути, каждый иерарх был соучастником преступлений.
Джоджонах знал, что обречен. Он хотел выступить против Маркворта, показать древние свидетельства, доказывающие, что в те времена камни собирали совсем не так. Ему хотелось крикнуть, что брат Пеллимар, участвовавший в последнем сборе камней, также был убит этой якобы святой церковью.
Но он понимал, что в этом нет никакого смысла, и, что важнее, он не хотел раскрывать все карты. Магистр посмотрел на брата Браумина и улыбнулся: вот кто подхватит его факел.
Маркворт вновь закричал об объявлении Эвелина еретиком, добавив, что Джоджонах, согласно его собственному признанию, является предателем церкви.
Затем поднялся настоятель Джеховит, второй по могуществу человек в ордене. Он поддержал предложение отца-настоятеля и, получив утвердительный кивок Маркворта, махнул гвардейцам.
— По вашим собственным словам, вы совершили измену против церкви и короля, — заявил Джеховит Джоджонаху, которого уже окружили солдаты. — Имеете ли вы что-либо сказать в свое оправдание?
Джеховит повернулся к залу:
— Желает ли кто-нибудь высказаться в защиту этого человека?
Джоджонах обвел глазами собравшихся и взглянул на Браумина Херда; тот, верный обещанию, молчал.
«Отважные Сердца» набросились на магистра и потащили к выходу. К ним, с благословения Маркворта и Джеховита, присоединились многие монахи, бившие и пинавшие Джоджонаха. Когда его волокли по проходу, он увидел брата Фрэнсиса. Тот выглядел подавленным и беспомощным; он стоял отстраненно, не принимая участия в происходящем.
— Я прощаю тебя, — сказал ему Джоджонах. — И Эвелин прощает тебя. И Бог тоже.
Магистр чуть было не добавил сюда имя Браумина Херда, но удержался, ибо недоверие к Фрэнсису все же оставалось.
Когда беснование монашеской толпы достигло высшей точки, Джоджонаха выволокли из зала.
Однако «праведный» гнев обуял не всех. Немало братьев, включая и брата Браумина, оставались на своих местах, сидя тихо и оцепенело. Браумин поймал на себе взгляд Фрэнсиса, но в ответ лишь сердито сверкнул на него глазами.
262 
