Последние отзывы

  4  

И это стало началом блистательного пути.

Дядя Альфонсо Борджа (известный миру как Папа Каликст III) по происхождению был испанцем, он родился неподалеку от Валенсии. Он явился в Италию вместе с королем Альфонсо Арагонским, когда тот унаследовал неаполитанский престол. Испания, эта самая могущественная в мире держава, стремилась распространить свое влияние и на Италию, а какой самый быстрый путь для достижения этого результата? Посадить испанца на папский престол!

Так что дяде Альфонсо при избрании была обеспечена испанская поддержка, и в 1445 году он добился победы. Все Борджа были этим очень воодушевлены. Они испанцы, а испанцев в Италии не любят, вот почему испанцы так держатся здесь друг за друга и изо всех сил стремятся занимать самые важные посты.

У Каликста были на племянников свои виды. Он сразу же сделал Педро Луиса генералиссимусом церкви и префектом города. Не удовлетворившись этим, он сделал его также герцогом Сполето и, дабы доходы его неуклонно росли, назначил викарием Террачины и Беневенто. Педро Луис прекрасно устроился в жизни, он был не только одним из самых влиятельных в Риме мужей – что неудивительно, учитывая его родство с Папой, – но также одним из самых богатых.

Почести, выпавшие на долю Родриго, были столь же высоки. Он на год младше Педро Луиса, и потому уже в двадцать шесть лет стал кардиналом, а позже к этому прибавился и титул вице-канцлера Римской церкви. Так что у Лансолей не было повода сожалеть о том, что Папа усыновил их детей.

С самого начала было ясно, что Каликст мечтает видеть Родриго своим преемником, и с того самого дня, когда Родриго стал официально считаться его сыном, он и сам уверовал, что унаследует папский престол.

Но с тех пор много воды утекло, а папский престол был все так же далек от Родриго. Каликст был уже стариком, когда его избрали, и через три года скончался. Тогда и стало ясно, насколько мудр он был, что сразу же по восшествии на престол постарался обеспечить племянников высокими должностями: вопли протеста против испанского засилья начали раздаваться, еще когда он лежал на смертном одре, две могущественные семьи – Орсини и Колонна – кричали громче других, и Педро Луис вынужден был спасаться бегством. Вскоре он умер.

Родриго держался спокойно и Рим не покинул. И хотя город слал проклятья ему и его родне, он торжественно и достойно отправился в собор Святого Петра – и укрылся в нем под предлогом помолиться за умирающего дядюшку.

Родриго был человеком большого обаяния. Не то чтобы красавцем – черты его лица несколько грубоваты, но достоинство, с которым он держался, и неизменное присутствие духа, вкупе с прекрасными манерами, притягивали к нему всех, кто вступал с ним в личный контакт.

Потому, как ни странно, восставшая против него публика расступилась и беспрепятственно позволила ему пойти к собору. А он благосклонно улыбался и бормотал: «Благослови вас Господь, дети мои». И некоторые даже становились на колени и целовали ему руку или край одеяния.

Так были ли эти часы самыми значительными в его жизни? С тех пор он знал множество побед, но, пожалуй, именно тогда понял, какой властью над людьми он обладает, как может их очаровывать, и именно с тех пор старался справиться с теми, кто пытался выступать против него, с помощью своего обаяния.

Так что он молился за дядюшку и оставался у его постели и после того, как все остальные его покинули. И хотя великолепный дворец был полностью разграблен, Родриго сохранял спокойствие и невозмутимость: сразу после смерти Каликста должен быть созван конклав, и Родриго был готов отдать свой голос за Энеаса Сильвиуса Пикколомини, дабы он стал Папой Пием II.

За что Пий должен был испытывать благодарность к Родриго. Он ее и испытывал.

Вот таким образом Родриго преодолел первый серьезный кризис в своей жизни. Этот опыт убедил его, что он в любых обстоятельствах, в отличие от бедного Педро Луиса, сможет выстоять.

Родриго унаследовал состояние брата, горестно – но недолго, поскольку не в его натуре было предаваться длительным сожалениям, – его оплакал, и с удовольствием обнаружил, что влияние его осталось прежним, а надежды на папство – непоколебимыми.

Родриго отер лоб надушенным платком. Да, то были опасные времена, и он искренне надеялся, что они никогда не повторятся, однако он смотрел в прошлое без сожалений, и был доволен собою, поскольку сумел не только не дрогнуть перед опасностями, но и преодолеть их.

  4