Последние отзывы

  37  

Нет, они не бранились и не угрожали, хотя Сфорца почувствовал, что лучше бы они и бранились, и грозили. Напротив, они улыбались, но так, словно бы Лукреции и ее мужа в комнате не было, ибо, казалось, братья их не видят.

Рука Джованни покоилась на рукояти меча. Он небрежно произнес:

– Этот человек, за которого вышла замуж наша сестра… я слыхал, что ему не нравится наше присутствие в ее доме.

Да ему за это язык следует отрезать! Неужто он посмел сделать такое чудовищное высказывание? – прорычал Чезаре.

– И отрежут, – при этом Джованни недвусмысленно вынул меч из ножен и тут же сунул его обратно. – А кто он, этот человек?

– Как мне говорили, некий незаконнорожденный сын владетеля Пезаро.

– Пезаро? Где это, Пезаро?

– Какой-то маленький городишко на Адриатическом побережье.

– Значит, нищий… Да, да, помню, он явился на свадьбу в ожерельях, которые он у кого-то одолжил.

– И что нам следует сделать, если подобный тип вдруг станет проявлять непочтительность?

Джованни Борджа ласково рассмеялся:

– Он не станет проявлять непочтительности, братец. Он нищий, он незаконнорожденный, все это так, но вряд ли он такой уж глупец!

И братья, продолжая смеяться, повернулись и вышли.

Лукреция и Сфорца слышали, как, хохоча и перекрикиваясь, они спускались по лестнице. Лукреция подбежала к окну. До чего же странно было видеть братьев Борджа, шедших через площадь рука об руку, словно лучшие друзья.

Сфорца же словно прирос к полу. Смысл сказанных братьями слов был настолько очевиден, что он буквально оцепенел от ужаса.

Лукреция отвернулась от окна и посмотрела на мужа. В ее взгляде была симпатия, сочувствие: впервые с момента их встречи Лукреция хоть что-то почувствовала по отношению к Сфорца, и впервые он что-то почувствовал по отношению к ней.

Он видел, что и она в полной мере ощутила исходившую от братьев угрозу.

Шедшие по площади братья прекрасно понимали, что Лукреция непременно будет глядеть на них из окна.

– Теперь этот болван хорошенько подумает, прежде чем сказать хоть слово в наш адрес, – произнес Чезаре.

– А ты заметил, как он побледнел? – засмеялся Джованни. – Клянусь, если б не это, я бы с удовольствием его проткнул пару раз.

– Ты продемонстрировал большое самообладание, братец.

– Ты тоже.

Джованни искоса глянул на Чезаре.

– Тебе не кажется, что на нас как-то странно поглядывают?

– Это потому, что нас никогда не видели прогуливавшимися вот так, вместе.

– Знаешь, пока ты снова не начал точить на меня зубы, Чезаре, позволь мне сказать следующее: бывают времена, когда мы с тобой должны держаться заодно. Порою это требуется от всех Борджа. Ты ненавидишь меня, потому что считаешь любимчиком отца, ненавидишь за то, что я герцог, что у меня есть невеста. Кстати, если это хоть как-то тебя успокоит, должен сообщить, что невеста моя – совсем не красавица. Лицо у нее как у лошади, и она бы понравилась тебе не больше, чем мне.

– И все равно я променял бы свое архиепископство на нее и герцогство Гандийское.

– Не сомневаюсь, Чезаре, не сомневаюсь. Но однако я сохраню и ее, и свое герцогство. И не соглашусь стать архиепископом, даже если бы впереди у меня маячил папский престол.

– У нашего отца впереди еще много лет жизни.

– Молю небо, чтобы это было так. Слушай, архиепископ… Да подожди, не хмурься! Слушай, архиепископ, давай продлим состояние перемирия еще хотя бы на часик. У нас есть общие враги. Давай разберемся с ними, как только что укоротили Сфорца.

– И кто же эти враги?

– Да чертовы Фарнезе! Разве не факт, что эта женщина, Джулия Фарнезе, крутит нашим отцом как хочет? Он делает все, что она ни попросит.

– Похоже, что так, – пробурчал Чезаре.

– Братец, так неужто мы должны это терпеть?

– Согласен с тобой, дорогой мой герцог. Пора этому положить конец.

– Тогда, господин архиепископ, поломаем головы над тем, как добиться счастливого – для нас – разрешения проблемы.

– Ну, и как же?

– Она – всего лишь женщина, а женщин много. У меня в свите есть монахиня из Валенсии. Она красива, изящна и обаятельна и доставляет мне массу удовольствий. Думаю, она может сослужить неплохую службу и отцу. У меня есть также рабыня-мавританка, темнокожая красавица. Поразительная парочка – монахиня и рабыня, одна покорна и чиста, как весталка, другая… просто ненасытная сладострастница. Давай-ка отправимся к отцу и расскажем ему о достоинствах и прелестях этих двух девиц. Он захочет испробовать этого кушанья, а, попробовав, кто знает, может позабудет прекрасную Джулию. По крайней мере, она станет тогда не единственной его усладой в часы досуга. Чем больше – тем безопаснее, а вот единственная любовница – она действительно представляет опасность.

  37