Последние отзывы

  23  

Подвал – кабаре «Бродячая Собака», куда завсегдатаи собирались заполночь, а разъезжались на рассвете.

Михаил Кузмин очень точно охарактеризовал особую атмосферу этих «подвальных» петербургских ночей:

• Здесь цепи многие развязаны —
• Все сохранит подземный зал.
• И те слова, что ночью сказаны,
• Другой бы утром не сказал.

Судя по новогодней «записочке» графу Зубову, Анна Андреевна не была исключением: она, как и все, вполне могла говорить ночью то, чего утром ни за что бы не сказала…

Анна Андреевна называет дом графа Зубова темным не потому, что там происходило что-то нехорошее, а потому, что этот дом, точнее, дворец, был облицован черным мрамором. В своем роскошном дворце Валентин Платонович, богач, искусствовед и меценат, основал в 1912 году Институт истории искусств, где читали лекции самые известные деятели культуры, а в легендарном Зеленом зале с малахитовым камином регулярно устраивались концерты. Георгий Иванов в очерке о Сергее Есенине так описывает атмосферу этих вечеров:

«Шелест шелка, запах духов, смешанная русско-французская болтовня… Рослые лакеи в камзолах и белых чулках разносят чай, шерри-бренди, сладости…» Он же оставил нам и поэтическую зарисовку – Анна Ахматова в голубой гостиной зубовского дворца:

• В пышном доме графа Зубова
• О блаженстве, о Италии
• Тенор пел. С румяных губ его
• Звуки, тая, улетали и…

• …Абажур светился матово
• В голубой овальной комнате.
• Нежно гладя пса лохматого,
• Предсказала мне Ахматова:
• «Этот вечер вы запомните».

Этот вечер и Анну Андреевну в период ее короткого романа с хозяином черномраморного дворца запомнил не только Георгий Иванов, но и еще один знаменитый современник – философ и литератор Ф. Степун. Вот только, в отличие от Иванова, который считал жену своего учителя Гумилева одной из самых прелестных женщин дореволюционного Петербурга, Степун нашел ее слегка жеманной:

«Анна Ахматова мне при первой и единственной встрече не понравилась… Быть может оттого, что она как-то уж слишком эффектно сидела перед камином на белой медвежьей шкуре, окруженная какими-то на петербургский лад изящными, перепудренными и продушенными визитками».

Как правило, в поздние годы Ахматова легко и откровенно рассказывала о своих молодых романах. А вот об отношениях с графом Зубовым говорить не любила, хотя и называла его имя (в разговорах с Павлом Лукницким) в числе тех мужчин, с которыми была близка. Лукницкий, решив, что эти воспоминания Анне Андреевне неприятны, прекратил расспросы. Между тем, судя по мемуарному очерку Никиты Струве «Восемь часов с Анной Ахматовой», именно к этому своему поклоннику Анна Андреевна и в старости относилась с нежностью. Вот что пишет Струве, который в июне 1965 года оказался случайным свидетелем их встречи в Париже:

«После чтения стихов разговор уже не возобновлялся. Вскоре послышался стук в дверь. Вошел граф З., близкий друг Ахматовой по Петербургу, с которым она не виделась 50 лет. На прощание Анна Андреевна мне сказала: «Позвоните мне еще». Перед тем, как выйти из комнаты, я еще раз обернулся. Анна Андреевна пристально и ласково смотрела на своего совсем уже старенького на вид посетителя и сказала: «Ну, вот, привел Господь еще раз нам свидеться…»

Граф Валентин Платонович Зубов впрямь был в 1965 году стар: Анне Андреевне через несколько дней исполнится 76, а он – старше на пять лет.

Смятение

1

• Было душно от жгучего света,
• А взгляды его – как лучи.
• Я только вздрогнула: этот
• Может меня приручить.
• Наклонился – он что-то скажет…
• От лица отхлынула кровь.
• Пусть камнем надгробным ляжет
• На жизни моей любовь.

2

• Не любишь, не хочешь смотреть?
• О, как ты красив, проклятый!
• И я не могу взлететь,
• А с детства была крылатой.
• Мне очи застит туман,
• Сливаются вещи и лица,
• И только красный тюльпан,
• Тюльпан у тебя в петлице.

3

• Как велит простая учтивость,
• Подошел ко мне, улыбнулся,
• Полуласково, полулениво
• Поцелуем руки коснулся —
• И загадочных, древних ликов
• На меня поглядели очи…
• Десять лет замираний и криков,

• Все мои бессонные ночи
• Я вложила в тихое слово
• И сказала его – напрасно.
• Отошел ты, и стало снова
• На душе и пусто и ясно.

Февраль 1913

  23