159  

Но вот у кормила власти оказывается Веспасиан (9—79 гг. н.э.), представитель не слишком знатного, но уважаемого рода Флавиев. После подавления восстания в Иудее, завершившегося фактической ликвидацией этого государства, Веспасиан вместе со своим сыном Титом, командовавшим в его войске отдельным легионом, вернулся в Рим, где после окончания волнений, последовавших за смертью Вителлия, был провозглашен императором.

Он, бесспорно, являл собой разительный контраст со своими предшественниками. Во-первых, он был гетеросексуалом, мало того, большим любителем и тонким ценителем противоположного пола. Во-вторых, он не упивался властью, а относился к ней лишь как к средству наведения и поддержания элементарного порядка. И в-третьих, он был психически нормален, в то время как подавляющее большинство римских императоров состояло из психопатов.

Веспасиану после всех передряг римской Истории достались поистине Авгиевы конюшни, которые он расчистил с поразительными хладнокровием и усердием. Причина этого усердия, кроме целеустремленности характера, заключалась еще и в том, что Веспасиан твердо заявил сенату, что наследовать его будут его сыновья, либо никто. Действительно, практика избрания на высший пост в государстве любого полюбившегося народу мерзавца уже завела так далеко, что поставила под вопрос само существование Рима. Так что Веспасиан наводил порядок не просто так, по долгу службы, а с конкретной целью оставить сыновьям империю во всей ее былой славе и мощи.

Он основательно почистил высшие сословия, изгнав оттуда самозванцев и ублюдков, которые почему-то решили, что если какой-то сенатор развлекся по пьяному делу с какой-то вольноотпущенницей, то возможный плод такого развлечения должен непременно носить тогу сенатора, и не иначе…

Падение нравов никого и никогда не удивляло в Римской империи, но Веспасиан столкнулся с такими его проявлениями, которые, можно сказать, угрожали безопасности государства.

Исходя из многочисленных фактов развала семей знатных римлян, император провел через сенат указ, согласно которому любая свободная женщина, состоящая хотя бы в мимолетной связи с рабом, автоматически становилась рабыней, даже если речь шла об аристократках самой высшей пробы.

Впрочем, именно они, рафинированные аристократки, и олицетворяли тот нравственный беспредел, который ужасал Веспасиана, да и не только его. Знатнейшие матроны того времени в буквальном смысле слова отбивали хлеб у проституток, соревнуясь с последними не только в предоставлении своего тела любым вероятным пользователям, но и в различного рода извращениях, которые традиционно считались прерогативой именно «жриц Венеры».

Так что все, абсолютно все, что может украсить меню самых роскошных борделей нашего времени, было известно в первом веке и практиковалось весьма и весьма широко… Памятники той эпохи содержат описания и садизма, и мазохизма, и копролагнии (когда удовлетворение достигается при вдыхании запаха или рассматривании экскрементов партнера), и фетишизма, и многого другого, называемого сексуальными деликатесами.

Небывалого размаха достигли мужская (как гетеро-, так и гомосексуальная) проституция и то направление женской, которое принято называть «розовой» (лесбийской).

Фрески и вазопись того времени изобилуют эротическими сценами, большинство которых отражает празднества в честь Вакха, а главными героями являются сатиры. Здесь царствует беспредельный разгул страстей: сатиры преследуют женщин и менад, занимаются мастурбацией, совершают сексуальные акты с животными и друг с другом.

Разумеется, все эти сцены были не столько плодом творческого воображения художников, сколько своеобразным зеркалом бытия.

В литературе той эпохи таким зеркалом было творчество римского поэта Марка Валерия Марциала (ок. 40 — ок. 104 гг.), автора 15 книг, содержащих эпиграммы на его современников. Многие из этих эпиграмм, как известно из свидетельств этих же современников, шокировали своей грубой прямотой, однако читая их в переводах поэтов xix и xx столетий, абсолютно невозможно представить себе, что же именно в этих изысканно-расплывчатых сентенциях могло кого-либо шокировать. И лишь ученые-лингвисты, презревшие существующие стереотипы восприятия античного творчества, пришли к однозначному выводу: в угоду нормам обывательской морали Марциал был фактически переписан наново в переводах академических поэтов.

  159