Глава 9

В мгновение ока взгляд Абу Чаржаха уловил болтающуюся меж кистей Малко гранату. Полицейские с воплями, давя товарищей, ринулись в коридор, Грин, не помня себя, как парализованный, застыл у стены. Шейх ворвался в комнату, потрясая кинжалом, которым он перерезал горло слуге Саида и с которым никогда не расставался. Резким ударом он рассек стальные путы и, когда граната покатилась по полу, молниеносным движением подхватил ее и бросил в окно. Звон разбитого стекла слился с шумом взрыва, который произошел еще в воздухе, разрушая стены и окна гостиницы.

Никто не двигался. Наконец Грин, что-то шепча побелевшими губами, отделился от стены. Шейх присел на корточки возле Малко, лихорадочно обрывая остатки проволоки. Круглое лицо его лучилось злобой и радостью. Малко вытащил, наконец, полотенце изо рта и с наслаждением вздохнул. В ушах еще стоял гул взрыва.

– Вы здорово рисковали, ваше превосходительство, – просто заметил он.

Кувейтец привычным движением спрятал кинжал под дишдашой и, как истый фаталист, пожал плечами:

– Аллах велик! Это просто означает, что мой час еще не наступил.

Все было понятно без слов. Малко рассказал, что произошло. Полицейские вернулись в вестибюль. Чаржах, Малко и Ричард Грин с несколькими агентами направились в ночной клуб допрашивать хозяина. Тот говорил, что ничего не знает, что никаких троих мужчин не видел...

– Вы сами могли бы их узнать? – обратился Чаржах к Малко.

– Конечно!

– Сейчас попробуем их отыскать. Они не могли проскользнуть в Ирак. Я приказал перекрыть все дороги. Я посылаю специальных людей в Организацию освобождения Палестины в Ножрахе, чтобы взяли там сведения. У них должны быть фотографии!

Чувствовалось, что шейха буквально душит ярость. До того палестинцы лишь один раз осмелились нарушить законы кувейтского гостеприимства, когда захватили членов японской делегации и обещали их освободить в обмен на товарищей, арестованных в Сингапуре. Гнев эмира был столь велик, что ответственные руководители Организации освобождения Палестины поклялись, что подобное не повторится.

Малко пристально вгляделся в выпуклые глаза шейха:

– И что вы сделаете, если поймаете преступников?

Тот скрипнул зубами.

– Я брошу их в тюрьму.

Больше он не произнес ни слова, но мужчины поняли друг друга. Никакой кувейтский суд не вынесет смертного приговора участникам коммандо, которые совершили попытку ликвидировать агента ЦРУ. Это было бы немыслимо. Их тайком отпустят на свободу, в худшем случае отправят на иракскую границу или посадят в ливийский самолет.

– Я приехал в Кувейт не для того, чтобы уничтожать палестинцев, а для того, чтобы обеспечить безопасность Генри Киссинджеру. Я предпочитаю, чтобы вы ничего не делали, но помогли мне другим образом.

Чаржах удивленно на него посмотрел:

– Каким?

Малко обменялся взглядом с Ричардом Грином и решил быть с шейхом откровенным. Он рассказал ему о глухонемой танцовщице, а также об исчезновении как танцовщицы, так и переводчицы. Он продолжал:

– Амина знает тех, кто готовит покушение. Нужно разыскать ее, однако так, чтобы этого никто не заметил. К тому же существует такая личность, как журналист Салем Бакр.

– Я начинаю его розыски, – угрюмо заметил Чаржах.

– Отлично! Но для начала поищем Амину и Динах. Благодаря вам адрес танцовщицы я знаю...

– Пошли, – просто сказал шейх. – Только вы да я. Палестинцы никогда не осмелятся поднять на меня руку. Мой дядя эмир этого не потерпит!

Шейх бросил агентам несколько коротких приказов, и они исчезли. Малко откинулся на синтетическом чехле сиденья «бьюика», Ричард Грин, сгорбившись, направился к своему «кадиллаку».

Если бы не изуродованные осколками гранаты стены «Фоэниции», все происшедшее могло представиться дурным сном. Малко с тревогой себя спрашивал, что могли палестинцы сотворить с Динах и Аминой. Абу Чаржах на полной скорости гнал машину к дому танцовщицы.

* * *

Старая женщина в ветхом покрывале, заливаясь слезами, открыла им дверь. Оказывается, с тех пор как тогда девушка вышла из дому, она больше не возвращалась. Все ее вещи лежали здесь, не было только черной кружевной кофточки, купленной Малко. Перепуганная вопросами шейха, старуха клялась, что ничего не знает про жениха дочери и что он ничего дурного им не сделал.

Когда они вышли, лицо Чаржаха, казалось, потемнело еще больше.

  29