Последние отзывы

  51  

Малко, питавший теплые чувства к котам и кошкам, раскрыл одну устрицу и аккуратно положил на пол. Кот проглотил ее, будто не заметив, и снова пошел на приступ. Эудженио и Фелипе намазывали хлеб маслом. Малко выбрал себе поджаристый сухарик, но вдруг с воплем выпустил его из рук: кот всеми когтями вцепился ему в ногу. Малко отбросил его и порывисто встал. Фелипе и Эудженио изумленно застыли с устрицами в руках.

Кот отчаянно мяукнул и повалился на пол, широко разинув рот, затем заскреб когтями цемент, судорожно выгибая лапы и хвост. Безуспешно попытавшись встать, он снова упал на бок и затих. Из его рта потекла розоватая пена.

Остальные посетители в ужасе смотрели на бедное животное. Фелипе и Эудженио положили свои устрицы на место, Малко растирал пострадавшую ногу. Внезапно Фелипе вскочил на ноги и метнулся на кухню. Через полминуты он уже выводил оттуда перепугано всхлипывающего владельца кафе, тыча ему в спину кольтом. Подтолкнув хозяина к столу, Фелипе взял с блюда одну устрицу и протянул ему:

— Ешь!

Мексиканец упал на колени и взмолился так жалобно, что, казалось, заставил бы прослезиться даже палача. Фелипе толкнул хозяина, и тот свалился к его ногам. Полицейский взвел курок.

— Молись, собака! Может быть, Господь еще согласится взять тебя на небеса.

И приставил револьвер к затылку хозяина. Мексиканец подполз к Малко н обхватил его ноги, прижавшись к брюкам мокрой от слез щекой и продолжая умоляюще бормотать. Фелипе сказал Малко по-английски:

— Он клянется, что ничего не знал.

Хозяин выпрямился и воскликнул:

— Я все расскажу, все расскажу! Я не виноват!

— Говори, да поживее, — крикнул Фелипе, — иначе умолкнешь навеки.

Мексиканец сбивчиво поведал о том, что произошло. Когда Малко и его спутники сели за столик, на кухню вошли два незнакомца. Они пощекотали ему шею бритвой и приказали подать вновь пришедшим клиентам устрицы. Пока один присматривал за хозяином кафе, второй побрызгал на них из какого-то пузырька. Потом они проследили, как он подает блюдо гостям. Стоило ему сказать в эту минуту хоть одно лишнее слово — и он бы уже живым из своего заведения не вышел.

— Как выглядели эти двое? — спросил Фелипе.

— Одеты во все черное. Раньше я их никогда не видел, и очень надеюсь, что больше не увижу. Пригрозили убить, если кому-нибудь проболтаюсь. Полиция, скорее всего, установила бы, что устрицы оказались несвежими, и я отделался бы простым штрафом.

Фелипе пинком загнал хозяина под стол.

— Убирайся на свою кухню, мразь! Я займусь тобой позже, если тебя до этого не успеют убить те двое.

Все встали из-за стола. Есть что-то не хотелось...

— Идемте купим по бутерброду в кафе напротив, — предложил Малко. — Не могли же Майо отравить все рестораны Акапулько!

Эудженио испуганно таращил глаза. Малко положил ему руку на плечо и негромко сказал по-испански:

— Малыш, я не могу тебе сейчас объяснить, в чем дело. Расскажу потом... А сейчас тебе нужно ехать с нами. Не то ты будешь убит теми, кто пытался отравить нас. Ты для них опасен, так как слишком много знаешь...

— Да я же просто бедный чистильщик! — запротестовал Эудженио. — Я даже читать не умею...

— Слушайся меня, — перебил Малко. — Потом я все объясню. А сейчас ты должен нам помочь.

Позабыв о бутербродах, все повернули налево и пошли к автомобильной стоянке. Входя в ворота, они увидели въезжавший туда белый «линкольн» Кристины. Притормозив напротив них, индианка улыбнулась Малко:

— Приходите на пляж!

Когда «линкольн» отъехал подальше, Эудженио порывисто схватил Малко за рукав:

— Зачем вам нужен я, раз вы знакомы с этой женщиной?

— Не понял, — сказал Малко. — А при чем здесь она?

— Да ведь та ферма в джунглях принадлежит ей!

— Ей?!

— Ага. Раньше принадлежала ее мужу. У нее таких несколько. В разных концах Мексики. А эту она сдает чамало. Сама там никогда не бывает — слишком далеко. Но чамало мне сказал, что хозяйка — она.

Фелипе и Малко остановились. У Малко внутри все кипело. Если парень не ошибся, получалось, что именно Кристина велела их отравить. Та самая Кристина, которая только что как ни в чем не бывало весело приветствовала их.

Ему с трудом верилось, что на свете может существовать подобное лицемерие. Однако, кроме нее, больше никто не видел Малко в обществе Эудженио. Малко вспомнил ее фразу насчет последней чарки перед казнью, и его захлестнуло холодное бешенство. «Надо же, какая сука! — подумал он. — Решила поразвлечься с мужчиной, который нравился ей главным образом потому, что вскоре ему предстоит умереть! И, будучи уверенной, что он уже мертв, спокойно поехала загорать».

  51