... 
48 
Она кивнула, слишком удивленная этим прикосновением и тронутая его участием, чтобы произнести хоть слово.
— А что насчет бывшего мужа твоей кузины, отца Шарлотты? — спросила Уиллоу, возвращаясь с большим плоским блюдом, на котором, окруженное сердцевинками артишоков, лежало нарезанное филе ягненка, приготовленное с оливковым маслом, лимоном и чесноком, украшенное оливками и посыпанное свежим тимьяном. — Он может быть замешан?
— Это невозможно, — так уверенно ответила Эмма, что, к облегчению Триш, ей не пришлось ничего говорить.
Пока она не узнает, почему Бен солгал насчет своего знакомства с Шарлоттой, и не выяснит, что он делал в парке, разговаривать о нем — выше ее сил.
— Вообще-то с этим нужно пить рецину, — сказала Уиллоу, передавая Триш блюдо с ягнятиной.
— Только через мой труп, — заявил Том. Он на мгновение прикрыл глаза, будто содрогаясь от столь неуместной картины.
— Угощайся, Триш, — сказала Уиллоу. — Все же как ужасны эти газеты: как они освещают случившееся с Шарлоттой.
— Да, — согласилась Триш, послушно переложив тонкий ломтик мяса и две оливки на горячую тарелку, которую поставила перед ней Эмма. — Как я сказала… как я говорила сегодня утром одному журналисту, ничто так не щекочет людям нервы, как дело о похищении ребенка.
— Это гнусно, — сказала Уиллоу, прекрасно понимая, что она имеет в виду. — Что-то вроде коллективного ослепления восхитительно волнующим гневом.
— Не оттого ли это происходит, что они воображают себе самое худшее? — спокойно вставил Том. — Они боятся за собственных детей и помнят собственную детскую беспомощность. Не нужно обладать большим воображением, чтобы домыслить остальное. Разве не в этом дело?
— Частично, — сказала Эмма, над которой так издевался старший брат, что воспоминания о полной детской беспомощности были для нее животрепещущими. — Но не кажется ли вам, что в этом присутствует и элемент… не столько Schadenfreude, [6] потому что на самом деле они не радуются несчастью других людей, сколько облегчения: если это случилось с чьим-то ребенком, то меньше вероятности, что случится с моим?
— Ты очень снисходительна. — Тон Уиллоу ясно свидетельствовал, что в данный момент она не слишком высоко ставит снисходительность. — Нет, я согласна с Триш, я думаю, что людям это нравится. И это отвратительно. А какого ты мнения о няне, Триш? Ты должна ее знать.
— Уилл, — одернул ее Том.
— Мне интересно, — сказала его жена, улыбаясь Триш. — Но, если хочешь, мы можем поговорить о чем-нибудь другом.
— Честно говоря, сейчас я не способна думать ни о чем другом.
Уиллоу одарила мужа победоносной улыбкой:
— Няню я знаю плохо. Но знаю, что Шарлота ее любила, и мне она тоже вполне понравилась, когда я познакомилась с ней вчера. Не могу себе представить, что она виновна. Просто не могу.
— А где вообще ее нашла Антония? По рекомендации, по рекламе, как?
— Кажется, через «Помощников Холланд-парка».
— Но там работают квалифицированные няни, — с удивлением заметила Уиллоу. — Одно из немногих агентств, которое проверяет сведения о девушках: в полиции, медицинских учреждениях и так далее. Именно поэтому я обращаюсь к ним, когда миссис Рашэм берет отпуск. Знаете, меня всегда поражало, что воспитательницы в детских садах должны получить лицензию, прежде чем им доверят детей, а насчет нянь никаких правил не существует.
— Правда? — удивилась Эмма, кладя нож и вилку. — Это кажется просто невероятным.
— Именно! Любая может заявить, что прошла специальную подготовку, и некоторые агентства не проверяют даже этого, не говоря уже о рекомендациях и возможных неладах с законом. Они должны…
Она умолкла, увидев, как медленно, тихо приоткрывается дверь в столовую. Кивнув Тому и не обращая на дверь внимания, она громко заговорила про отдых на озерах в Финляндии, который они запланировали на этот год.
Триш в ожидании смотрела на дверь. Когда она открылась полностью, на пороге возникла шестилетняя Люсинда Уорт, облаченная в длинную и девственно белоснежную ночную рубашку с голубой клетчатой отделкой. Тонкий хлопок был идеально отглажен, а золотисто-каштановые волосы явно только что расчесаны. На ногах девочки красовались голубые бархатные шлепанцы. И несмотря на то, что во рту Люсинда держала большой палец, выглядела она ответственной, уверенной в себе и готовой принять активное участие в беседе.
48 
