Последние отзывы

  113  

В коридоре я подошла к Стэф, медсестре, которая только что заступила на дежурство и знала Кейт много лет. Честно говоря, молчание Тейлора удивило меня так же, как и Кейт. Он знал, что ее положат в больницу.

– Тейлор Амбрози, – спросила я Стэф, – он приходил сегодня?

Она странно посмотрела на меня.

– Такой высокий парень, который цеплялся к моей дочери, – пошутила я.

– О Сара… я была уверена, что вам уже сказали, – проговорила Стэф. – Он умер сегодня утром.

Я молчала целый месяц. До того дня, пока доктор Шанс не сказал, что Кейт достаточно окрепла и ее можно забирать домой. Пока Кейт не убедила себя, что проживет и без Тейлора. Я не могу повторить то, что я говорила Кейт. Словами эту боль нельзя передать. Я рассказала, как ходила к маме Тейлора и разговаривала с ней, как я обняла ее, и она расплакалась. Как она сказала, что хотела нам позвонить, но какая-то частичка ее так завидовала мне, что трудно было вымолвить хоть слово. Она рассказала мне, как Тейлор после вечерней прогулки пришел к ней среди ночи с высокой температурой. Может, это был вирус, а может, грибок. Но у него остановилось дыхание, а потом сердце. Доктора пытались вернуть его к жизни в течение тридцати минут, а потом сдались.

Я не передала Кейт некоторых слов Дженны Амбрози. Она сказала, что, когда все закончилось, она вернулась в дом и посмотрела на своего сына, который уже не был ее сыном. Она просидела так пять часов, уверенная, что он проснется. Что даже сейчас она слышит наверху его голос и ей кажется, будто Тейлор ходит по комнате. Что на какое-то счастливое мгновение она забывает правду и только поэтому еще живет.

– Кейт, – выдавила я, – мне очень жаль.

Лицо Кейт исказилось от боли.

– Но я же любила его, – ответила она, будто этого было достаточно.

– Я знаю.

– А ты мне не сказала.

– Я не могла. Я боялась, что ты перестанешь бороться за свою жизнь.

Она закрыла глаза, повернулась на бок и зарыдала. Мониторы, к которым она все еще была подключена, начали пищать, и в палату сбежались медсестры.

Я наклонилась к ней.

– Кейт, солнышко, я считала, так будет лучше для тебя.

Она не желала смотреть на меня.

– Не разговаривай со мной, – тихо произнесла она. – У тебя это хорошо получается.

Кейт не разговаривала со мной семь дней и одиннадцать часов. Мы приехали из больницы и навели в доме стерильную чистоту. Это было несложно, потому что мы делали это не в первый раз. А ночью я лежала в постели рядом с Брайаном и удивлялась, как он может спать. Я смотрела в потолок и думала, что потеряла дочь еще до ее смерти.

Однажды я вошла в ее комнату и увидела Кейт на полу среди разложенных фотографий. Как я и предполагала, это были фотографии Кейт с Тейлором перед выпускным балом.

Наряженная Кейт с предательской маской на лице. Тейлор нарисовал ей на маске помадой улыбку, чтобы, как он сказал, не портить фотографию.

Тогда это рассмешило Кейт. Не верилось, что этого парня, такого жизнерадостного, такого живого, уже нет. Мое сердце сжалось от боли, и в голове пронеслось одно слово: «Привыкай».

Были и другие фотографии, где Кейт младше. Одна, где Кейт и Анна склонились, разглядывая краба. Одна, где Кейт была в костюме арахиса на Хеллоуин. Одна, где все лицо Кейт измазано плавленым сыром, а в руках она держит бублики, как очки.

В другой пачке были ее детские фотографии, сделанные в три года и раньше. Беззубая, улыбающаяся в ярком свете солнца, она еще не знала, что ее ждет.

– Я не помню, когда была ею, – тихо сказала Кейт, и эти первые слова проложили стеклянный мост, который пошатнулся под моими ногами, когда я сделала первый шаг в комнату.

Я положила руку рядом с ее рукой на край одной из фотографий. На немного помятом снимке была полуторагодовалая Кейт, которую Брайан подбросил в воздух. Ее волосы развевались, руки и ноги раскинулись звездочкой, а на лице не было ни тени сомнения, что, падая обратно на землю, она все равно будет в безопасности.

– Она была прекрасна, – сказала Кейт, поглаживая мизинцем румяные щеки девочки, которую никто из нас уже не узнает.

Джесси

В четырнадцать лет родители отправили меня на лето на ферму в учебный лагерь. Это было место для трудных детей, где подъем в четыре утра, где доят коров и ищут неприятностей на свою голову. Каких? Сбивать горшки с забора на счет, напиваться, гонять коров. Короче говоря, однажды меня назначили святым Моисеем. Так мы называли пастуха, который присматривал за ягнятами. Мне надо было выпасти сотню овец на пастбищах, где не было ни единого деревца, под которым можно было бы укрыться от палящего солнца.

  113