— Я согласна с тем, что Доминик неравнодушен к Белле. Думаю, тебе не нужно ее увольнять. Ему нравится ее общество, неважно, признает он это или нет. Если ты уволишь ее, то можешь потерять и сына.
— Ты считаешь, что он уйдет из могущественной «Хардкастл энтерпрайзиз» ради малознакомой девчонки?
Саманта многозначительно посмотрела на него, заставляя слушать:
— Не забывай, что и вы с ним совсем недавно познакомились. Но он явно способен на сильные чувства и решительные поступки.
Таррант барабанил пальцами по столу:
— Я знаю, именно поэтому он мне так нравится.
— Будь осторожен, любимый, — Саманта коснулась его руки мягкими пальчиками, в ее взгляде, сквозило беспокойство. — Я знаю, как много он значит для тебя. Он сказал, что сможет решить эту проблему, так доверься ему. У тебя сейчас есть более важные дела.
— Да, — Таррант потер ладони. — Нужно подумать о вечеринке в стиле «Возвращение в "Клуб 54"». Вспомним старые добрые времена, пока я еще жив, — он усмехнулся, скатал салфетку в шар и бросил ее в Фиону. — Не забудь пригласить на вечеринку Беллу Сорос.
Белла снова покосилась на конверт из толстой посеребренной бумаги, на котором был написан от руки ее адрес.
Она обвела взглядом лабораторию. Неужели Таррант пригласил на вечеринку всех работников компании? Обычно среди его гостей известные личности и молодые дарования, но никогда — те, кто на него работает.
В приглашении указывалось, когда и где состоится вечеринка «Возвращение в "Клуб 54"», а также было приписано, что подтверждения о приезде не требуется. Якобы приглашающая сторона уверена в том, что Белла будет на вечеринке.
Приглашение было подписано Таррантом. Интересно, какое к этому отношение имеет Доминик.
Еще более странным оказалось то, что приглашение пришло с посыльным.
— Привет, Белла.
Услышав голос Доминика, она вздрогнула. Пора бы уж привыкнуть: после тех выходных, когда он уехал из ее дома, они постоянно встречались. Казалось, Доминик ходит за ней следом.
Он вел себя так, будто Белла была заключенной под стражу.
Иногда ей казалось, что за ней подсматривают даже тогда, когда она совсем одна. Ну, например, в душе или в кровати.
И вот теперь Доминик снова объявился рядом с ней.
— Мистер Хардкастл?
— Моя фамилия Ди Бари.
— Ты ее еще не сменил? — Белла продолжала сидеть к нему в профиль. Она пыталась собраться с духом, чтобы сказать Доминику все, что хотела.
— Я не собираюсь ее менять.
Белла повернулась к нему лицом, стараясь не обращать внимания на красивые черты лица и проницательный взгляд.
— А что будет, когда ты станешь во главе компании?
— Когда я стану во главе… — он прищурился. — Если я возглавлю «Хардкастл энтерпрайзиз», то переименую ее.
Она подняла бровь:
— Твой отец знает об этом?
— Он много чего знает.
В груди у нее екнуло. Несмотря на то что Доминик был невероятно вежлив, галантен и нежен, он в любое мгновение мог уничтожить ее карьеру.
И, скорее всего, он решил немного помучить Беллу своей могущественностью.
— Доминик, я тут кое-что получила сегодня утром. Это своего рода… проект соглашения… об условиях, на которых мою мать выпустят из больницы, — она сглотнула. — Ты что-нибудь знаешь об этом?
Он наклонил голову набок и невинно посмотрел на нее своими карими глазами.
— Откуда мне знать?
Белла огляделась, чтобы убедиться в том, что их никто не слышит:
— Ты единственный, кто знает, где находится моя мать.
— Вряд ли я единственный. У нее ведь есть соседи и друзья.
Белла оглядела лабораторию. Кумар склонился над электронным микроскопом. Сью проверяла на просвет пробирки с тестовыми образцами. Можно немного отложить начало совещания, чтобы поговорить с Домиником без посторонних.
Белла жестом предложила ему следовать за ней в комнату, где стоял ксерокс.
Оказавшись внутри, она закрыла дверь и достала из конверта документ, заверенный юридической фирмой в Майами.
— Неизвестный спонсор покроет все расходы, связанные с выпиской миссис Корнелии Сорос из больницы, а также уходом за ней на дому двумя опытными медсестрами. — Она пытливо посмотрела на Доминика.
Тот ответил ей ничего не выражающим взглядом.
Она протянула ему документ.
— Я не могу это принять.
— А мне ты зачем об этом говоришь? — выражение его лица было непроницаемым.