очень нудно 
125 
Но опасность следующего выпада была слишком велика, и Таня уже собралась с духом, чтобы закричать, как дверь широко распахнулась и в комнату ворвался Штефан. На мгновение он остолбенел, увидев Ференца с кинжалом в руке, в следующую секунду узнал его. Тот тоже опешил от неожиданности. Штефан, воспользовавшись его замешательством, сделал резкий выпад и ударом ноги выбил оружие из рук негодяя.
Тут вбежала стража, но король не дал им возможности вмешаться. Его железный кулак едва не раздробил челюсть Ференца, тот покачнулся, но успел ударить противника ногой в живот. Но Штефан словно и не заметил этого — он не чувствовал боли. Еще один меткий удар — и Габор оказался на полу. Штефан выхватил у него из-за пояса пистолет и выстрелил.
Таня словно оцепенела. Она видела, как стража выволокла труп Ференца из комнаты. Тут же появился обеспокоенный Макс, а с ним несколько гвардейцев. Она слышала, как Данев что-то взволнованно говорил Штефану, но чувствовала себя словно во сне. По обрывкам фраз, дошедших до ее сознания, Таня поняла, что схватили Алисию, которую опознал один из пойманных подручных Лятцко.
Штефан подошел к ней и обнял за плечи.
— Как ты себя чувствуешь, Таня? — спросил он с беспокойством. — Он не ранил тебя?
Она подняла на него глаза, не веря, что все обошлось, она жива и что Штефан на самом деле обнимает ее.
— Нет… — пробормотала она. — Все.., все хорошо.
Только сейчас ее начала бить дрожь, и она прижалась крепче к Штефану, чтобы успокоиться.
— Как этот негодяй попал сюда?
— Подземный ход, — ответила Таня и показала на камин в гостиной.
Штефан сделал знак гвардейцам, и они кинулись туда.
— Танечка, — сказал Штефан ласково и погладил ее по голове, — успокойся, все обошлось. Тебе больше ничто не угрожает. Если кто-нибудь посмеет пальцем тебя тронуть, я убью его. Никому тебя не дам в обиду.
Они стояли так некоторое время и молчали. Постепенно комната опустела — слуги и гвардейцы все осмотрели и ушли. Таня понемногу пришла в себя.
— Штефан, — спросила она, — а как ты попал сюда в этот момент? Ты шел ко мне просто так?
Она почувствовала, как он напрягся, но не ответил.
— Штефан, ты слышал мой вопрос? Он отпустил ее, прошел к двери и подобрал что-то с пола. Это оказались его брюки.
— Я пришел к себе одеваться к свадьбе, а мой Иошка выложил мне вот это.
— Не тот цвет? В светло-серых не положено жениться?
— Нет. На них пятно.
— Ты не мог выяснить это с Иошкой? Почему ты пришел ко мне?
— Они запачканы кровью! И Штефан протянул ей свои брюки. Таня не двинулась с места.
— Ай-ай-ай! — покачала она головой. — Что с твоим Иошкой? Как он мог не заметить это?
— Уж он-то заметил! И сделал так, чтобы это заметил я!
Таня все уже поняла, но не сдавалась.
— Ты не спросишь меня, чья это кровь? — спросил Штефан.
— Твоя?
— Нет.
— Ну, Когда ты дрался с Павлом…
— Нет. Я последний раз надевал их вечером в Данциге. Так как? Почему ты молчишь, Таня? Таня тяжело вздохнула:
— О Господи, Штефан! Что же тебя так беспокоит? Ты сказал, что для тебя это не имеет больше значения.
— Не имело значения то, что ты не девушка! Но важно, что на самом деле ты была девственницей!
Он уже почти кричал. Таня без сил опустилась в кресло.
— Я ничего не понимаю, Штефан. Мне показалось, что ты недавно утверждал совсем обратное. Ты принял меня как далеко не добродетельную женщину.
— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Ни разу даже не попыталась намекнуть на истину.
— Ничего подобного. Если мне не изменяет память, по прибытии в Новый Орлеан утром я призналась тебе, что у меня не было мужчин, кроме тебя!
— Да, но это было сказано так насмешливо! Нет, даже с издевкой. Как я мог поверить тебе?
Таня нахмурилась. Что за разговоры в день свадьбы?
— Штефан, я не понимаю, почему ты раздражен? Потому, что я оказалась девушкой, или потому, что ты не знал этого?
— Я злюсь на себя самого, Таня, — признался он растерянно.
— Чудеса, да и только! Неужели я ни в чем не виновата на этот раз?
— Виновата. Ты позволила мне распуститься до такой степени, что я позволял себе оскорблять тебя ужасными словами и подозрениями, а ты терпела все это и не решалась защищаться. Я ревновал, мучился, как последний болван, но не в этом дело. Как можно было не бороться, не переубедить!.. Ты же, напротив, говорила такие…
— Я делала это назло, Штефан, — проговорила Таня. — Если ты почувствовал насмешку, когда я сказала правду, почему ты не уловил ее, когда я лгала?
125 
