Последние отзывы

  109  

— Но позвольте, — не выдержала директриса. — Вы же сами сказали, у вас были богатые родственники, отец оставил вам наследство, у вас всё было в отличие от нас! Почему же, почему, почему вы…

— Потому что быть геем — дорогое удовольствие! Уж вы-то должны меня понимать, сержант. — Преступник пожал плечиком и подмигнул мне.

Я покраснел, но смолчал, его рассказ был сейчас куда важнее моей репутации. Шеф сурово погрозил пальцем мадам Шуйленберг, и мы вновь стали слушать.

— Так вот, когда мамы не стало, я подумал: а почему бы мне не забрать сокровище, которое этим женщинам даже не нужно? Ведь, если они всё о нём знали, но никто не пытался взять себе, значит, оно ничьё. А ничьё вполне может стать моим, и это вовсе не кража! Я ведь не отнимал у них последнее, они бы вообще не заметили, что чего-то лишились… — Аферман горячился, но от линии рассказа не отступал. — Когда я воспитывался у родственников, там тоже часто звучала тема монастыря. Маму любили, и дядя искренне считал, что учёба просто испортила её как женщину. А когда я произносил любимую мамину поговорку, тётя загадочно щурилась и, умиляясь моей детской непосредственности, говорила: «Да-да, там точно клад!» Со временем это стало моей навязчивой идеей. В своих снах и грёзах я предполагал, как попаду в старый монастырь, как пойду в библиотеку и сразу найду там какую-то древнюю карту, расшифрую её и, пройдя тайными переходами, найду то место, которое никто не замечает, а я замечу, потому что никто не ищет, а я ищу! И я действительно нашёл… Уцелевшие записи одного из отцов-основателей. Болтливого поэта-песенника Бертольда Шаца. Сумасшедшие обычно считаются гениями, но этот был явный бездарь, хоть и полный псих. Вы знаете его стихи, читали? Я думал, что тоже сойду с ума, по крупицам выбирая из толстенной рукописной книги по-настоящему важные вещи…

— Однако вы как-то умудрились проникнуть внутрь закрытого женского университета, — напомнил комиссар. — Значит, кроме женского грима у вас были на руках серьёзные аргументы.

— Ну, мне пришлось немного подождать, потому что как раз к окончанию школы я загремел в тюрьму. Просто слишком любил деньги и… начал их подделывать. У вас должна быть информация об этом. В общем, одна ходка, вторая, на третьей я понял, что больше не хочу в тюрьму, там слишком грубые мужланы. Так вот, на последнем сроке у меня уже полностью созрел план. Тем более что я давно обладал достаточным опытом для подделки диплома, рекомендательных писем и легко мог обеспечить себе вхождение в педагогический коллектив Сафо. Моя задача казалась абсолютно несложной — попасть в университет, узнать, откуда мама набралась всех этих рассказов про клад, а дальше действовать по обстоятельствам…

— То есть ваше решение имитировать самоубийство было спонтанным?

— Разумеется, нет, оно было тщательно продуманным и рассчитанным. Мне уже приходилось так «исчезать». Смерть от капучино, как правило, считается излюбленным способом самоубийства и обычно не расследуется полицией. Поэтому, как только я понял, что дело в снежинках и камне, дольше изображать из себя глупую женщину смысла не было.

— Глупую?! Как вы смеете такое говорить о женщинах? — вскинулась директриса, шеф зарычал и свирепо посмотрел уже на меня, типа кто уговорил меня оставить её здесь.

— Чья бы корова мычала, уж кто-кто, а вы всегда ставили себя выше педагогического состава! — фыркнул в её сторону Аферман. — Развалили учебное заведение и сидите тут ещё вся из себя…

— Что вы несёте? Я забочусь о своих сотрудницах, как о родных сёстрах!

— Ага, и травите их всех варёной свёклой! Скажите, сержант, это ведь правда, правда?!

— Сколько могу судить о свёкле, вы съедали по две порции, — заступился я.

— Ну не умирать же мне с голоду! А знаете, какой потом у меня был «стул»?

— Не знаем и знать не хотим, — рявкнул на всех нас старина Жерар. — Вы двое, молчите! А вы продолжайте рассказывать. Что было дальше?

— Что было, что было… Письмо в полицию я состряпал заранее. Оставалось лишь нарисовать себе марганцовкой пятна на лице и шее, оставить «предсмертную» записку, сделать вид, что я выпил капучино без дёгтя и позволить этим истеричкам себя «похоронить». Ах, бедняжки так торопились, что и приличную яму вырыть не смогли, а когда они кое-как закидали меня землёй и ушли, мне оставалось спокойненько раскопать себя и…

— И убить ля Гулю, — с нажимом уточнил я.

  109