очень нудно 
171 
— Вы так ничего и не поняли… При чем здесь страдания? Мне было плевать, страдает она или нет.
— В чем тогда дело?
— Она помнила, — свистящим шепотом ответила доктор Уоллес.
— Что?
— О, они ничего не забывают, помнят каждый миг, каждый удар ножом, все, что при этом чувствовали, каждый оргазм, все до единой пролитые ими капли крови. И пока она могла все это вспоминать, ей ничего больше и не надо было. — Она постучала пальцем по виску. — Вот где все это хранится. Как я могла позволить ей жить с такими воспоминаниями? В сознании своем она издевалась и убивала снова и снова.
— А почему вы просто не столкнули ее со скалы?
— Хотела дать ей понять, что я делаю и почему. Я все время говорила с ней, как Исткот со мной, говорила с того момента, когда лезвие коснулось ее горла, и до… конца. Если бы я ее столкнула, она могла бы и не умереть.
— А чем провинился Кевин Темплтон?
— Еще одна ошибка. Ему не надо было идти туда. Откуда мне было знать, что он пошел в Лабиринт с намерением защитить? Когда он стал приближаться к той девушке — он ведь собирался предостеречь ее и вывести оттуда, — я сочла, что он решил напасть на нее. Мне так жаль! Вы взяли настоящего убийцу. Он такой же, как Исткот и Люси Пэйн. Возможно, именно сейчас он кается, мучается угрызениями совести, но вы не обольщайтесь. Все это потому, что его поймали и он напуган. Самое страшное для него — это когда до него дойдет, что он уже не сможет издеваться и насиловать, получать привычное удовольствие. И он обязательно будет хранить в памяти все моменты этого блаженного времени. Забившись в угол камеры, он будет снова и снова смаковать каждую мельчайшую подробность. Вспоминать наслаждение, испытанное им в первую секунду, когда он дотронулся до нее; как вошел в нее, а она закричала от боли и страха… И жалеть станет лишь о том, что больше не сможет испытать этого наяву.
— Ваши слова так убедительны, словно вы сами испытывали нечто подобное, — с удивлением сказала Энни.
Доктор Уоллес не успела ответить. Из коридора послышался торопливый топот ног, и в следующее мгновение в дверном проеме возникла Уинсом, за спиной которой виднелось несколько констеблей. Доктор Уоллес резко подалась вперед и поднесла лезвие скальпеля к своему горлу.
— Стоять! — выкрикнула Энни, подняв руку, и Уинсом остановилась в дверях. — Назад! — пронзительно скомандовала Энни. — Все назад! Уйдите немедленно.
Полицейские отступили. Затаились где-то поблизости и решают, как поступить дальше, подумала Энни. Вот-вот прибудет опергруппа, и, если она хочет использовать микроскопический шанс уговорить Элизабет сдаться, ей необходимо поспешить. Энни взглянула на часы. С того мгновения, как доктор Уоллес схватила скальпель, прошло уже почти тридцать минут. Нужно отвлечь ее, заговорить, придумать что-то еще!
Доктор Уоллес немного расслабилась, однако скальпель сжимала по-прежнему уверенной рукой.
— Вот они и пришли. — Энни старалась говорить спокойно, хотя ее всю трясло. — Не осложняйте положения, отдайте мне скальпель.
— Пришли, не пришли — какая разница! — раздраженно ответила доктор Уоллес. — Все кончено. Я сделала все, что могла. Господи, как же я устала!
Она прислонилась спиной к испачканному кровью сточному желобу прозекторского стола, на котором еще лежало тело с нёдошитым разрезом. Энни, находившаяся примерно в пяти футах от нее, лихорадочно соображала, сумеет ли, бросившись вперед, выбить скальпель из руки Уоллес. Черт, не получится! Проклятый скальпель слишком близко от горла доктора.
Энни не оставила надежды уговорить доктора Уоллес.
— Послушайте, — помолчав, предложила она, — если вы расскажете свою историю, люди вас поймут. Я ведь понимаю. Мы поможем вам.
Доктор Уоллес улыбнулась, и за этой осветившей лицо улыбкой Энни разглядела лицо милой юной девушки, перед которой лежало безоблачное будущее, у ее ног расстилался весь мир. Господи! Этот монстр почти уничтожил ее, заставил думать только о мести… Девушка, мечтавшая покорить высоты духа, стала патологоанатомом. Сейчас жизненные силы иссякли, и улыбка подчеркнула все морщинки на ее лице.
— Спасибо, Энни, — тихо сказала Уоллес. — Спасибо, что поняли меня, хотя вряд ли кто-нибудь сможет понять меня до конца. Жаль, я не знала вас раньше. Это, наверное, странно и смешно, но я рада, что свои последние минуты провела с вами. Берегите себя. Я вижу, что вам пришлось страдать. Мы с вами некоторым образом родственные души. Не позволяйте этим ублюдкам брать верх над вами. Вот, смотрите, на что они способны.
171 
