Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
17 
– А… котел вроде был чугунный, – напомнил я.
– И чугун порвет, от него даже куски еще мельче посыплются. Оттого трава эта ворами разными пуще золота ценится… Добыть ее нелегко, а польза великая.
– Так, про воров я записал. А каким образом это биологическое оружие активизируется?
– Чего?!
– Виноват… Ну, в смысле, как добиваются того, чтобы она сработала? Кидают травку на замок и прячутся куда подальше, чтоб взрывом не зацепило?
– На то бегун-трава на дне канавы и положена была… Помнишь, Митька тебе еще на огонек указал? Так вот это цветок был махонький, Степкой-огоньком кличут. Он сам на одном месте не цветет, все по другим травам шастает, словно искорка огненная перебегает. А ежели им в человеческий след ткнуть, то цветок того человека завсегда сам отыщет. Вот враги наши чего и удумали… Котел под мостом уложили, разрыв-травы под него бросили да на Степкин огонек и заговорили.
– А где они Митькин след взяли?
– Эвон где… да он своими лаптями такие следы у забора наоставлял – любо-дорого поглядеть. Злодеям только и дела, что на след этот как бы ненароком цветок уронить, да подобрать, да на бегун-траву выложить. Как наш парень на мосток ступил, так Степкин огонек к нему и ринулся…
– Добежал до разрыв-травы, она сдетонировала, взорвала чугунный котел, который, в свою очередь, и разнес конкретный мостик, – аккуратно дописал я. Абсолютная белиберда! Но пока нет научного объяснения, будем держаться этого. – Вот только мне не вполне понятно, почему террористы ориентировались именно на Митькин след?
– Про то не ведаю, – развела руками Баба Яга. – Могла бы приврать, да не хочется. Вот разве мыслишка у меня одна была, как ее… гипотеза! Что, ежели соглядатай наш, по лавкам гуляя да про тряпки расспрашивая, ненароком углядел чего не следовало?
– Очень может быть, но что именно?
– У него и спроси.
– Как? Подойти и поинтересоваться, не видал ли он, часом, чего-то такого, о чем мне сказать подзабыл, а нас из-за этого «чего-то» едва не подорвали? Ну, он враз такого навспоминает – мы за неделю не разгребем.
– Тоже верно, – согласилась Яга. – А теперь давай время не тянуть, потому как…
В дверь постучали.
– Ты ждешь кого, Никитушка?
– Нет, а вы?
– И я нет.
– Войдите! – хором попросили мы.
В горницу торжественно вступила целая армянская делегация. Две старые толстухи с черными усами, еще молодая женщина с зареванным лицом, двое стройных юношей призывного возраста, худущий дед с трясущейся головой, трое ребятишек мал мала меньше и четверо взрослых мужчин, скорее всего слуг.
– Вы по какому вопросу, граждане? – недоуменно повернулся я.
Вместо ответа они дружно бухнулись на колени и стали бить лбами о пол. Терем зашатался… Я не преувеличиваю – на столе, подпрыгивая, звенела посуда!
– Прекратить немедленно! – взвыл я, пока Яга успешно перехватывала спрыгивающий самовар.
На минуту стало тихо, но только на минуту. Едва я перевел дыхание, как вся толпа так же дружно ударилась в слезы. Рыдали все – от мала до велика. Искренне, старательно, от души…
Мне пришлось орать снова и даже топать ногами, пока они наконец не замолчали, жалобно глядя на меня печальными, укоризненными взглядами.
– Что случилось? – очень тихо спросил я. – Отвечайте по существу, одним голосом. Если кто еще раз заплачет – злой дядя-милиционер посадит того в тюрьму. Все поняли?
– Да, гражданин началник… – горько вздохнула молодая женщина. – Милости твоэй пришла просить для мужа своэго Кирокосьянца Арон-джана.
– Какой милости? Но… я же его не арестовывал, никаких обвинений не предъявлял, о чем вы просите?!
– О прощэнии, началник… Ради дэтэй, ради матэри эго и тети с дядэй, ради мэня, безутэшной, – прости эго, дорогой участковый! Вэли своэй уважаэмой бабушкэ с нэго заклятьэ снять.
– Опять не понял… Какое заклятье? – Я беспомощно повернулся к Бабе Яге.
Она смущенно завозилась и поманила меня пальцем:
– Никитушка, видать, слова-то те, что я ему в запале сказала, – к месту пришлись… А что, хозяюшка, муженек-то твой совсем пьяный лежит?
– Совсэм… – скорбно закивала жена Кирокосьянца. – Как за стол сэл, как все выпил, так и упал – нэ поднимаэтся. Совсэм пьяный…
– А глазоньки у него не окосели?
– Окосэли, совсэм окосэли. Пьяный лэжит, никого нэ узнает, а глаза совсэм косыэ…
– Ладно, помогу горю вашему. На вот, пузыречек возьми, на тряпочку капни да мужу под нос и сунь. Небось протрезвеет… А как очухается, скажи, чтобы впредь милиции в работе помогал, а не застольями отвлекал от дел серьезных.
17 
