Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
21 
– Будут, – без сомнений подтвердила Яга.
– …тогда мы и поможем, – заключил я. – Каждый вечер – общий сбор в отделении, подготовка полного отчёта о проделанной работе, совместные консультации, а главное, исчерпывающий обмен информацией!
– Как скажешь, сокол-участковый… – Яга, видимо, хотела добавить что-то ещё, но в горницу влетел бледный Митька с ведром, полным угля, и квадратными глазами. Раньше я такого за ним не замечал, но у парня редкие актёрские данные (по крайней мере, своеобразные).
– А-а… Никита Иванович, я… кажись, убил… того.
– Не хватайтесь за сердце, бабушка, обычно он так шутит, – даже не вставая из-за стола, холодно поморщился я. – Митя, упрости глазки, поставь ведро, прекрати шмыгать и оч-чень неторопливо расскажи нам, кого это ты «того»?!
– Чёрта! – разом выдохнул он. Признаю, что в одном коротеньком слове он умудрился уместить такую гамму чувств, что это отняло у парня последние силы. Наш младший сотрудник так и сполз по стене на пол, прижимая к груди деревенское ведёрко до соснового хруста.
– Вылейте на него что-нибудь, бабуль, а?
– Никитушка, уважь меня, старую, взгляни своим глазом начальственным, кому на этот раз от души не повезло?
Пришлось идти, но недалеко. Яга только-только накинула на плечи тулупчик и сунула ноги в валенки, как из сеней донеслось:
– Куды труп складировать?
Двое стрельцов внесли под мышки почерневшее тело. Яга торжественно перекрестилась и указала на широкую скамью, покрытую рогожей. Уложив неизвестного, парни сняли шапки, отметив минуту молчания, и глянули на меня в ожидании дальнейших указаний. Я шагнул к «трупу»… Передо мной аккуратно вытянулся одетый во всё черное, с перепачканным угольной пылью лицом гражданин Шмулинсон А.М. Наш небезызвестный ростовщик, гробовщик, портной, доброхотный осведомитель и хоккейный судья по совместительству. Длинные печальные ресницы траурно вздрагивали, хрящеватый остро национальный нос причудливо изогнулся набок, впалая грудь дышала хрипло и с перерывами…
– Чем он его?
– Видать, вторым ведром… – почесали в затылке стрельцы. – Парень ваш уж две ходки к ларю угольному сделал, а как на третий раз пошёл – слышим: крик да гром! Глядь, а он обратно несётся, словно его сам нечистый за штаны ухватил… Мы пошли осмотреть, видим – лежит, вокруг щепки, дужка от ведра рядышком, погнутая… Думаем, надо бы к вам доставить.
– Угу… правильно, – подтвердил я. – Спасибо за службу, все свободны. Митя… иди сюда.
* * *
Наказывать я его не стал – бессмысленно… Прямиком отправил дотапливать баню, бабка, что-то бормоча себе под нос, принесла две пары свежего белья и полотенца.
– Иди уж, приводи в чувство безвинно ушибленного. Небось в баньке отогреется, сам скажет, какого рожна за нашим сараем прятался.
– Смотрите на это философски, – подмигнул я. – Судьба благосклонна к одиноким милиционерам, одно дело мы можем смело выбросить из головы – главный судья лукошкинского чемпионата найден!
– Углём перепачканный, до окоченения замёрзший да плюс ещё ведром по башке схлопотамши… – неизвестно кому отчиталась Яга и, вызвав стрельцов, приказала унести Шмулинсона в баню. Я бодренько побежал следом…
А надо признать, парок был выше всяких похвал! Уголёк давал жару, голый Митька с нездоровым мясницким «хэканьем» размахивал берёзовым веником, а мы с Абрамом Моисеевичем вели задушевнейшую беседу, прогреваясь на полке.
– Ай, ну ви не подумайте, шо я лишён даже малой дозы элементарной благодарности… Когда ви предложили мне быть судьёй, рази я так уж настаивал на непременных процентах с каждой игры?! Клянусь Саваофом, бедному еврею вполне хватало того скромного шкалика, шо подносила мне команда победителей!
– Ну если уж быть абсолютно откровенными, то вас ещё потчевали ужином в ближайшем трактире, где каждый раз по совершенно случайному стечению обстоятельств оказывались ваша жена и дети…
– Ба, да шо ви говорите?!
– Минуточку, сейчас припомню… Я же сам был свидетелем… А, вот: «Абрам, иди домой! Дети два дня ничего не ели, а ты тратишь здоровье на этот глупый хоккей… Я уеду к тёте, ты же отдал им свою последнюю рубашку и судишь как никогда честно! Но у нашего Мони уже видны рёбра, а маленький Сёма перестал расти… Иди домой, Абрам, пусть мальчики порадуются на сытого папу!»
– И шо? Где она ошиблась, гражданин участковый?!
– Мм… не знаю, но после этого сердобольные спортсмены угощали уже всю вашу семью, да ещё накупали вам гору продуктов домой. Нет, я вас не осуждаю, просто хочу понять, почему вы сбежали с такой хлебной должности?
21 
