Последние отзывы

  206  

Сатерленд обернулся, глаза его загорелись, и в огромной Палате снова возникло оживление.

– Вы признаете, что это жестокий человек?

– Да, признаю, – убежденно заявила Элизабет.

– Моя дорогая, бедная женщина, не могли бы вы рассказать всем нам о некоторых примерах его жестокости?

– Да, и когда расскажу, я знаю, вы все поймете, каким действительно жестоким может быть мой муж и почему я убежала с Робертом, то есть с братом.

Торопливо она старалась придумать полуправду, которая не являлась бы лжесвидетельством, и вспомнила слова Яна в ту ночь, когда он приехал за ней в Хейвенхерст.

– Да, продолжайте. – Все, сидящие на галерее, дружно наклонились вперед, и Элизабет казалось, все здание наваливается на нее.

– Когда последний раз ваш муж был жесток?

– Вот, как раз перед тем, как я уехала, он угрожал урезать мои карманные деньги, я потратила больше и ужасно не хотела признаваться.

– Вы боялись, что он будет бить вас за это?

– Нет, я боялась, он мне больше не даст до следующего квартала.

На галерее кто-то засмеялся, затем резко умолк. Сатерленд начал мрачно хмуриться, но Элизабет ринулась дальше:

– Мы с мужем обсуждали как раз эту самую вещь, я хочу сказать, карманные деньги, в ту ночь, за два дня перед тем, как я убежала с Бобби.

– И он начал ругаться во время этого обсуждения? Это было той самой ночью, когда, как показала ваша горничная, вы плакали?

– Да, думаю тогда.

– Почему вы плакали, леди Торнтон?

Галереи наклонились к ней еще ниже.

– Я была в ужасном состоянии, – сказала Элизабет, говоря чистую правду. – Я хотела уехать с Бобби. Чтобы сделать это, мне пришлось продать мои прекрасные изумруды, которые лорд Торнтон подарил мне.

На нее нашло вдохновение, и она доверительно чуть наклонилась к лорду-канцлеру, сидящему на мешке с шерстью:

– Я знала, понимаете, что он купит мне другие.

Громкий смех раздался на галерее, и именно в такой поддержке нуждалась Элизабет.

Однако лорд Сатерленд не смеялся. Он почуял, что Элизабет пытается одурачить его, но с высокомерием, присущим большинству представителей его пола, не мог поверить, что ей хватит ума просто попытаться, не говоря уже о том, что она сумеет.

– Должен ли я поверить, что вы продали ваши изумруды из-за какого-то каприза – из-за легкомысленного желания уехать с мужчиной, который, как вы уверяете, был вашим братом?

– Господи! Я не знаю, чему вы должны верить, я только знаю, что я сделала.

– Мадам! – резко сказал он. – Вы еле сдерживали слезы, как сказал ювелир, которому вы их продали. Если вы были легкомысленно настроены, почему вы сдерживали слезы?

Элизабет с недоумением посмотрела на него:

– Я любила мои изумруды.

От пола до потолка все тряслось от хохота. Элизабет подождала, когда он закончится и, наклонившись, гордо сказала доверительным тоном:

– Мой муж часто говорит, что изумруды в тон моим глазам. Не правда ли, мило?

Элизабет заметила, что Сатерленд начинает скрипеть зубами. Боясь смотреть на Яна, она бросила быстрый взгляд на Петерсона Делхэма и увидела, что тот внимательно наблюдает за ней с выражением, которое могло бы сойти за восхищение.

– Итак, – загремел Сатерленд почти неестественным голосом. – Теперь должны ли мы верить, что вы в действительности не боялись вашего мужа?

– Конечно, боялась. Разве я только что не объяснила, как он может быть жесток? – спросила она, еще раз с недоумением посмотрев на прокурора. – Естественно, когда Бобби показал мне свою спину, я не могла не подумать, что человек, грозящий сократить карманные деньги жены, может быть способен на все…

На этот раз громкий хохот длился намного дольше, и даже когда он замер, Элизабет заметила насмешливые улыбки там, где перед этим видела осуждение и недоверие.

– И, – загремел Сатерленд, когда его стало снова слышно, – мы также должны поверить, что вы убежали с мужчиной, который, как вы утверждаете, – ваш брат, и уютно устроились где-то в Англии?…

Элизабет энергично закивала головой и охотно рассказала:

– В Хелмшиде. Это прелестная деревушка у моря. Я очень прият… очень спокойно проводила там время, пока не прочитала газету и поняла, что моего мужа судят. Бобби не считал нужным возвращаться, потому что он все еще был сердит на то, что его посадили на корабль моего мужа. Но я подумала, что мне следует вернуться.

– И как, – проворчал Сатерленд, – вы объясните причину вашего решения?

  206