Последние отзывы

  15  

– Мондевейл собирается заехать к тебе сегодня днем, – продолжал Роберт. – Но я не намерен давать ему ответа еще неделю или две. Ожидание только укрепит его решимость, и кроме того, ты заслуживаешь еще несколько дней свободы перед тем, как будешь помолвлена.

Помолвлена. Элизабет почувствовала странную слабость и отчетливое чувство беспокойства, хотя и понимала, что это очень глупо.

– Сознаюсь, я боялся сказать ему, что твое приданое всего пять тысяч фунтов, но, кажется, это его не интересует. Он так сообщил. Сказал, что все, чего он хочет, – это ты. Сказал, что собирается осыпать тебя рубинами размером в ладонь.

– Это… чудесно, – слабо произнесла Элизабет, изо всех сил пытаясь почувствовать что-то большее, чем облегчение, и подавить необъяснимое плохое предчувствие.

– Ты – удивительная, – сказал он, ероша ее волосы. – Та вытащила отца, меня и Хейвенхерст из трудного положения.

В три часа прибыл виконт Мондевейл. Элизабет приняла его в желтой гостиной. Он вошел, обвел глазами комнату, затем взял ее руки в свои и нежно улыбнулся, глядя ей в глаза.

– Ответ – да, ведь так? – спросил виконт, и это было скорее утверждение, чем вопрос.

– Вы уже поговорили с моим братом? – с удивлением спросила Элизабет.

– Нет, не говорил.

– Тогда как вы знаете, что ответ – да? – спросила она с улыбкой и недоумением.

– Потому что, – сказал Мондевейл, – первый раз за целый месяц рядом с вами нет вечно присутствующей, орлиновзорой мисс Люсинды Трокмортон-Джоунс. – Он легким поцелуем коснулся ее лба, что застало ее врасплох, и она покраснела. – Вы хоть немного представляете себе, как вы прекрасны?

Элизабет имела слабое представление об этом, хотя все и всегда так говорили ей, и она подавила опасное желание ответить: «А вы представляете себе, как я умна?» Дело не в том, что ее при известной доле воображения можно было считать умной, а в том, что она любила читать, думать и даже обсуждать какие-то вопросы. Но Элизабет была совсем не уверена, что ему это может в ней понравиться. Он никогда не высказывал своего мнения о чем-либо, за исключением самых тривиальных общеизвестных вещей, и никогда не спрашивал ее мнения.

– Вы очаровательны, – прошептал виконт.

Элизабет вполне серьезно удивилась, почему он так думает. Мондевейл не знал, как она любит ловить рыбу, или смеяться, или что она умеет стрелять из пистолета настолько хорошо, почти как снайпер. Он не знал, что Элизабет участвовала в соревнованиях на упряжных колясках в Хейвенхерсте, или что цветы, казалось, расцветали специально для нее. Девушка сомневалась, захочет ли виконт слушать удивительные истории о Хейвенхерсте и его колоритных обитателях в прошлом. Он знал так мало о ней; она знала о нем еще меньше.

Ей хотелось спросить совета у Люсинды, но у той был сильный жар, больное горло и плохое пищеварение, которые держали ее в постели с предыдущего дня.

Некоторое беспокойство, вызванное всем этим, не покидало Элизабет и позднее, на следующий день, когда она поехала на уик-энд, которому было суждено поставить на ее пути Яна Торнтона и изменить всю ее жизнь Празднество устроили в красивом загородном доме, принадлежащем старшей сестре Валери, леди Харисе Дюмонт. Когда приехала Элизабет, поместье было уже полно гостей, которые флиртовали, смеялись и пили щедрыми порциями шампанское, лившееся из хрустальных фонтанов в саду. По лондонским стандартам гостей на этом празднестве было мало, не более 150, из них только двадцать пять, включая Элизабет и ее подруг, оставались на весь уик-энд. Если б она не жила так уединенно и не была так наивна, то распознала бы эту фривольную компанию людей, собравшихся в тот вечер. Девушка с первого бы взгляда поняла, что гости, намного старше, опытнее ее, вели себя более свободно, чем в местах, где она до того бывала. И Элизабет бы уехала.

Сейчас, сидя в гостиной Хейвенхерста и вспоминая свою роковую ошибку в тот уик-энд, она поражалась собственной доверчивости и наивности.

Откинув голову на спинку дивана, закрыв глаза, Элизабет пыталась проглотить болезненный комок унижения, сдавивший горло. «Почему, – в отчаянии думала она, – счастливые воспоминания бледнеют и стираются в памяти, пока о них совсем не перестают помнить, в то время как ужасные воспоминания, кажется, сохраняют свою ослепляющую ясность и причиняющую боль остроту?» Даже сейчас девушка могла вспомнить тот вечер – видеть и слышать его, чувствовать его аромат.

  15