Последние отзывы

  37  

На стенах висели картины Вуттона и Стаббса, изображающие лошадей. Диван у камина и стулья были обиты красной кожей.

Но Минелла смотрела только на графа. Он тоже переоделся, и она подумала, что в костюме для верховой езды он ей нравится больше.

— Вы на удивление быстры, Минелла, — сказал он. — Обычно женщин приходится ждать часами, но, видимо, работа на сцене требует умения переодеваться в мгновение ока.

Минелла улыбнулась ему, но ничего не ответила.

Она просто подошла к мраморной каминной полке и протянула руки к огню.

Несколько мгновений граф наблюдал за ней, а потом произнес:

— Присядьте, Минелла. Я хочу сказать вам кое-что важное.

Она повиновалась и вопросительно посмотрела на него, не понимая, почему тон его неожиданно стал таким серьезным.

Граф встал спиной к камину и продолжал:

— То, о чем я собираюсь поведать вам, — моя тайна, и я вынужден просить, чтобы вы дали слово никому ее не рассказывать.

— Да, конечно, я обещаю, — сказала Минелла.

— И вы клянетесь в этом всем, что для вас свято? Я полагаю, вы молитесь Богу?

— Разумеется, каждый вечер и каждое утро. Граф улыбнулся, словно ждал именно этих слов. Потом он заговорил, и Минелла впервые услышала в его голосе искреннее волнение:

— Около двух лет назад я женился.

Минелла посмотрела на него в изумлении. Конни никогда не говорила, что у графа есть жена.

— Так получилось, — продолжал граф, — что моя жена очень похожа на вас.

— Похожа на меня?

— У нее такие же волосы, такой же цвет глаз, хотя — не подумайте, что я хочу вам польстить — вы гораздо красивее.

— Спасибо, — спокойно сказала Минелла.

— Это был поспешный брак, — продолжал граф, — и, оглядываясь назад, я понимаю, что на меня оказали давление — причем не только моя мать, которая мечтала, чтобы я поскорее женился, но и отец моей жены, посол в отставке.

Повисло молчание. Потом граф произнес медленно, словно видел какую-то картину перед своими глазами:

— Это случилось на юге Франции. Там живет моя мать, на вилле около Ниццы, потому что английский климат ей вреден, и у отца моей жены тоже вилла недалеко. Они очень дружны, и вместе разработали план женить меня на дочери посла, Ольвии.

Голос графа внезапно переменился, и он почти выкрикнул:

— Это была ловушка, и я попался в нее, как зеленый юнец!

— Ловушка? — переспросила Минелла. — Но как же так?

— Я должен был догадаться, — продолжал он, словно не слыша, — когда они использовали любые предлоги, чтобы заставить нас поскорее сыграть свадьбу прямо там, в Ницце, и Ольвия, казалось, ничуть не против того, что на свадьбе не будет ее английских подруг и друзей.

«Быть может, она стеснялась большой церемонии», — подумала про себя Минелла.

Но вслух она ничего не сказала, а в голосе графа послышались резкие, стальные ноты, когда он произнес;

— Через неделю после того, как мы обвенчались, моя жена сказала мне, что она беременна и убежала с итальянцем, которого любила в течение двух лет, и с которым ее отец запретил ей встречаться.

— О нет! — выдохнула Минелла.

— Вы можете представить, что я тогда чувствовал, — горько сказал граф, — но я был твердо намерен скрыть ото всех нанесенное мне оскорбление и тот факт, что меня поймали с помощью одной из самых избитых уловок!

Минелла не понимала, что это значит. В то же время она отчаянно жалела графа, зная, как больно этот поступок жены задел его гордость.

— Что же вы сделали? — тихо спросила она.

— Я вернулся в Англию и решил, что никто не должен жалеть меня, никто не должен смеяться надо мной у меня за спиной, — ответил он и с насмешкой добавил:

— Никто не осмелился бы делать это в лицо.

— Разумеется, но ведь никто не знал, что вы женаты?

— Все об этом знали! — с досадой сказал граф, как будто это был глупый вопрос. — О нашей свадьбе было объявлено не только во всех английских газетах, но и во всех французских! Когда я вернулся, меня ждали груды поздравительных писем.

— Представляю, как все это было ужасно для вас! — с сочувствием сказала Минелла.

— То, о чем я вам только что говорил, — произнес граф, — известно только моей матери и отцу моей жены.

— Я… Я не понимаю.

— Своим знакомым я сказал, — продолжал граф, — что моей жене пришлось остаться во Франции с отцом, у которого расшатано здоровье. Всякий раз, когда я уезжаю отсюда или из моего дома в Лондоне, я говорю, что еду ее навестить и жду, что она вернется в Англию, как только ее отец или поправится, или умрет.

  37