62 
— Мисс Ли, пожалуйста, умоляю вас, успокойтесь… Вы хотите сказать, что Элвин сделала это…
Но я не позволила ему закончить.
— Она сделала это ради вас! Надеялась, что вас это обрадует. Она упорно работала много недель подряд! О, как упорно она работала!
— Понятно, — произнес он. Затем извлек из кармана платок и вытер мои глаза. — Вы не отдаете себе в этом отчета, мисс Ли, — почти нежно продолжал он, — но по вашим щекам катятся слезы.
Я забрала у него платок и порывистыми движениями вытерла лицо.
— Это слезы гнева.
— И горя. Дорогая мисс Ли, я вижу, вы очень привязались к Элвин.
— Она всего лишь дитя, — ответила я, — и заботиться о ней — моя работа. Видит Бог, этого почти никто не желает делать.
— Я понимаю, — продолжал он, — что мое поведение заслуживает всяческого порицания.
— Как вы могли… ведь у вас есть сердце? Это же ваша собственная дочь! Она потеряла мать. Разве вы не понимаете, что в этом случае она особенно нуждалась в заботе и ласке?!
И тут он произнес нечто совершенно удивительное.
— Мисс Ли, вы приехали сюда учить Элвин, но я думаю, что очень многому научили и меня.
Я в изумлении смотрела на него, судорожно зажав в руке платок, мокрый от слез.
В этот момент вошла Селестина Нанселлок.
Она удивленно воззрилась на меня, но это длилось лишь секунду, после чего спросила дрожащим голосом:
— Что это за ужасное событие, о котором мне сообщили?
— Несчастный случай, Селеста, — глухо проговорил Коннан. — Элвин упала с лошади.
— О нет! — вскрикнула Селестина. — А что… а где?..
— Она сейчас в своей комнате. Пенджелли вправил сломанную ногу. Бедная девочка. Она спит. Он дал ей успокоительное. Через несколько часов заедет снова.
— Но насколько серьезно?..
— Пока еще нельзя сказать ничего определенного. Но я уже видел подобные случаи. Думаю, с ней все будет в порядке.
Я не могла понять, говорит ли он это серьезно или же просто пытается успокоить Селестину, которую повергло в ужас сообщение о несчастье с Элвин. Я прониклась нежностью к этой девушке, которая, похоже, была здесь единственным человеком, по-настоящему любившим Элвин.
— Бедная мисс Ли очень переживает, — продолжал Коннан. — По-моему, она винит себя в случившемся. Я пытаюсь уверить ее, что вовсе так не считаю…
Я во всем виновата! Как можно обвинять меня в том, что я научила девочку ездить верхом? А поскольку она научилась этому, что плохого было в том, что она захотела участвовать в состязаниях? Нет, это все ваша вина, опять чуть было не выкрикнула я. Если бы не он, она вполне довольствовалась бы тем, что умеет.
С вызовом в голосе я произнесла:
— Элвин так стремилась произвести впечатление на своего отца, что попыталась выполнить непосильную задачу. Это стремление и привело к столь тяжким последствиям.
Селестина опустилась в кресло и закрыла лицо руками. Перед моими глазами промелькнула сцена, свидетелем которой я стала на кладбище: Селестина, стоявшая на коленях у могилы Элис. Бедная Селестина, подумала я, она любит Элвин как собственного ребенка, потому что у нее нет своих детей и, наверное, как она считает, никогда не будет…
— Нам остается только ждать, — со вздохом произнес Коннан.
— Я, пожалуй, пойду к себе, — сказала я.
Но Коннан покачал головой.
— Нет, останьтесь здесь, мисс Ли. Побудьте с нами. Я ведь знаю, как вы ее любите.
Я взглянула на амазонку, в которую по-прежнему была облачена, амазонку Элис, и заметила:
— Полагаю, мне следует переодеться.
Мне показалось, что в этот момент он посмотрел на меня другими глазами. Возможно, и Селестина тоже. Если бы они не смотрели на мое лицо, им могло показаться, что перед ними стоит Элис.
Мне нужно было как можно скорее переодеться, поскольку в сером хлопчатобумажном платье с наглухо застегнутым лифом я опять стану гувернанткой, и это поможет мне совладать наконец со своими эмоциями.
— Но когда переоденетесь, мисс Ли, вернитесь, пожалуйста, сюда. Я хотел бы видеть вас здесь, когда вернется доктор, — мягко произнес он.
Я поспешила к себе и там сменила амазонку Элис на свое серое платье, которое действительно помогло мне обрести утраченное равновесие. Но не избавило от чувства вины. Впрочем, и от многих других чувств, разъедающих смятенную душу.
В зеркале я видела лицо, искаженное горем и тревогой.
62 
