Мира только взглянула на нее.
— Не придется.
— Ну, давай, что же ты? — Бойл по-прежнему держал руки по швам и лишь развел ладони. — Давай же, раз охота пришла. Но знай: даром тебе это не пройдет!
— Да я из тебя всю душу выбью! — взревел Райли, выставив кулаки и нагнув голову.
Бойл отскочил в сторону, развернулся и нанес нападавшему два коротких удара.
По почкам? У Айоны глаза на лоб полезли. О боже!
Райли покачнулся, но на ногах устоял и ударил снова. Удар слегка задел Бойла по плечу — он успел выставить руку локтем вперед.
И пошел в наступление. Правый в челюсть, левый в нос. Прямой, апперкот — так Айона решила, — боковой левый. Два прямых по корпусу.
И все это быстро, очень быстро. Бойл легко и стремительно передвигался по полю боя и почти не замечал ударов, которые иногда удавались Райли. Голые кулаки молотили по плоти и кости. Райли, с разбитым носом и окровавленным ртом, шатаясь, предпринял последнюю атаку. Бойл крутнулся вокруг своей оси и махнул кулаком снизу вверх — типичный апперкот, — попав точно в челюсть.
Он приготовился к следующему удару, чуть подался назад, но вдруг пробурчал: «Да ну тебя к черту!» — и, приставив сапог к заднице Райли, пихнул его носом в землю.
— О боже, — ахнула Айона. — Господи, боже мой!
— Ну, ну… — Мира похлопала ее по плечу. — Небольшая разборка.
— Нет. Это… — она постучала пальцами по животу, — опасно?
Мира фыркнула.
— Да уж, зрелище впечатляет.
В нескольких футах в стороне верхом на беспокойном Аластаре сидел Фин.
— Что, опять? — невозмутимо осведомился он.
— Этот говнюк никак не желал уходить по-хорошему. — Бойл посасывал ободранные костяшки пальцев. — А я ведь ему все шансы дал.
— Да видел я, какие ты ему шансы раздавал. Да и как бы он смог уйти, если ты не переставая махал кулаком у него перед носом?
Бойл усмехнулся.
— Это было уже после шансов.
— Ну, тогда давай убедимся, что ты его не убил, а то у меня как-то нет желания с утра пораньше помогать тебе прятать тело. — Он слез с коня и ткнул пальцем в Айону. — Да, вот. Будь добра, привяжи Аластара. Только не расседлывай.
Айона поспешно подхватила протянутые им вожжи.
Бойл, опять же сапогом, перевернул Райли на спину.
— Нос сломан, это уж будьте спокойны, и несколько зубов будут шататься, но жить будет.
Фин, сунув руки в карманы, оглядел лежащего без сознания Райли. Приятели еще немного постояли над ним.
— Насколько я понимаю, — заключил Фин, — это все из-за той лошади, что ты у него выиграл?
— А больше не из-за чего…
— Вот мерзавец!
Из конюшни с веселым свистом вышел Мик, неся ведро воды.
— Вот, думаю, вам пригодится.
Фин с готовностью взял ведро.
— Постой в сторонке. — Он плеснул воды в лицо Райли.
Тот чихнул и закашлялся. Глаза его открылись и опять закатились.
— Порядок. — Бойл согнулся и взял поверженного за одну руку. Фин со вздохом — за другую.
Рассеянно поглаживая Аластара, Айона наблюдала, как они запихивают несчастного в его пикап и усаживают поровнее. Что при этом говорилось, она не слышала, но вскоре пикап отъехал, слегка виляя по дороге.
Мужчины тоже смотрели ему вслед. Потом Фин что-то произнес, отчего Бойл расхохотался, обнял друга за плечи, и они пошли назад.
Было видно — отношения у них непринужденные и близкие. Сомнений в этом не было никаких. Они больше, чем партнеры, поняла Айона. И больше, чем друзья. Они братья.
— На сегодня представление окончено, — прокричал Бойл. — Всем за работу!
Все, кто собрался на шум, теперь разошлись по своим делам.
Айона кашлянула.
— Надо чем-то смазать тебе руки.
Бойл лишь взглянул на разбитые пальцы, еще раз облизал раны. И, пожав плечами, проследовал в глубь помещения. Фин остановился подле Айоны.
— Он большой забияка, наш Бойл.
— Но начал другой.
Теперь Фин рассмеялся.
— Кто б сомневался! Бойл опытный боец, у него хватает ума дождаться, пока его противник начнет сам нарываться. Он крайне редко первым наносит удар. В противном случае он уже давно отделал бы этого Райли, как тот заслуживает, и не стал бы затевать никакого пари.
Не надо вмешиваться. Не ее это дело…
— И что за пари?
— Райли — торговец лошадьми. Никудышный, надо сказать. У него была кобыла, которую он совсем забросил. По слухам, она была кожа да кости, вся больная и хромая. И он решил сбыть ее на мясо — на собачий корм.