Последние отзывы

  20  

– Скажите, а в скольких странах вы бывали? – снова влез несимпатичный, но активный парень. Олеся радостно и с энтузиазмом разыгрывала из себя усталую, измотанную жизнью в небе стюардессу. Эта игра была – одна из ее любимых.

Правила игры простые, и они в нее часто играли еще в институте – ты должен всех уверить в том, что ты не ты, а стюардесса, или повар, или кинолог (это было особенно интересно, памятуя о том, что Олеся понятия не имеет ни о чем, связанном с собакам). Вторая часть игры – безопасно соскочить. Уйти, чтобы тебя не только не вычислили, но и проводили со всеми почестями, полагающимися стюардессе, идущей в рейс.

– Неужели ты не можешь остаться еще на чуть-чуть? – спрашивал через час Олесю тот, что был самым симпатичным. Идея переспать со стюардессой манила его, и он никак не хотел верить, что такое счастье пролетит мимо него, как «Боинг-747».

– Димочка, мне нужно еще поспать совсем чуть-чуть, а то я завтра усну прямо на регистрации пассажиров! – «пела» Олеся. – Ты сам разве хотел бы такую стюардессу?

– Я очень, очень хочу именно эту конкретную стюардессу, – прошептал ей Димочка, считая, что шепотом это будет более убедительно.

– Ох, даже не знаю. Дай я позвоню своему начальнику. – Олеся достала телефон и принялась набирать номер. В принципе было неважно, какой номер набирать. Главное было потом сказать, что начальник требует ее в гостиницу прямо сейчас. А гостиница тут за углом, так что провожать ее не надо. Уйти и исчезнуть не расшифрованной.

Но позвонила Олеся не кому-нибудь, а Артему Шебякину. Тому самому режиссеру, с которым она давно была знакома и который когда-то намекал ей на чуть ли не главную роль в фильме про провинциальный театр.

– Олеська! – Артем отреагировал на звонок бурно и радостно, даже радостнее, чем Олеся рассчитывала. – Ты откуда?

– Я тут… в каком-то баре… – Олеся помнила о роли, поэтому она растерянно огляделась по сторонам, словно пытаясь снова вспомнить, в каком она вообще городе. – Тут очень шумно.

– А я тоже в каком-то баре! – радостно воскликнул Артем. – Я в «Гадком койоте»!

– Я сейчас выйду на улицу! Я ничего не слышу! – Олеся сползла со стула, запоздало отметив, что с коктейлями она, пожалуй, перебрала. Наугощали, понимаешь, стюардессу. Ноги стояли нетвердо на шпильках приличной высоты. А ведь еще надо было идти, да еще желательно походкой стюардессы. Игра-то не окончена.

– О’кей. – Артем дождался, пока Олеся выйдет на улицу и таким образом из поля зрения Димочки и остальных любителей Жанны.

– Как ты поживаешь? – спросила Олеся, которая на самом деле понятия не имела, что сказать Шебякину.

– Да все просто в шоколаде швейцарского производства, – хихикнул явно нетрезвый Артем. – Так где ты, моя черноволосая муза? Как ты живешь? И в каком «каком-то баре» ты живешь? Потому что, если ты мне сейчас дашь адрес, я вот возьму, все тут брошу и за тобой приеду.

Олеся оглянулась на вывеску над своей головой. Она была пьяна, в депрессии из-за их ссоры с Померанцевым. Олеся была в паре переулков от дома Леры, где сейчас, скорее всего, был Максим. Но главным образом Рожкова была пьяна – и этого было достаточно, чтобы начать совершать глупости. Она назвала Шебякину адрес, сказала, что тут играет в стюардессу, чем «завела» его еще больше. Через двадцать минут Шебякин вломился в бар и с грозным видом вывел оттуда «снова вконец распоясавшуюся» Жанну, которой завтра лететь в Токио, а она тут… Ай-яй-яй! Ой-ей-ей! В такси они с Шебякиным хохотали как сумасшедшие, вспоминая выражение глубокого разочарования на лице Димочки. А Олеся даже попробовала изобразить это выражение – пригодится на будущее.

Шебякин вез ее к себе в квартиру на Кутузовском, приговаривая при этом, что несколько раз вспоминал Олесю и что сейчас она выглядит даже лучше, чем выглядела, когда он видел ее в последний раз. Она держала в руке открытую бутылку красного вина и старалась не думать ни о чем вообще. Мазохистка? Очень даже может быть. Как будет хорошо, если сейчас напьется и влюбится в Шебякина. С Померанцевым они никогда не хохотали вот так запросто над какими-то самыми простыми вещами. Даже имя, появившись в голове, тут же вызвало болезненный спазм в области сердца. Олеся только крепче сжала горлышко бутылки.

Доброе утро, страна!

Занавесь на окне была белоснежной – такой чистой, словно только час назад была принесена из магазина, распакована и оставлена тут развеваться на ветру. Окно кто-то оставил открытым, и холодный утренний воздух заполнял просторную комнату, заставляя Олесю еще глубже заползать под бесконечное пуховое одеяло. Шум с улицы уже не беспокоил ее, тем более трудно было распознать, что шумит больше – переполненное машинами шоссе или ее больная голова после вчерашнего.

  20