Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
156 
А потом она испытала не меньшее удовольствие, когда кормила его кусочками дичи. И каждый раз он целовал или облизывал ее пальцы, и когда она поняла, какое это наслаждение, то не преминула то же самое проделать и с его пальцами, когда он, в свою очередь, кормил ее птицей. Взятая из его рук еда казалась ей манной, даже горох, когда он каждую горошинку осторожно клал ей на язык, показался ей вкуснее самых изысканных блюд.
Вскоре вся постель между ними была покрыта крошками, и ужин превратился в веселую забаву, когда каждый пытался накормить другого более соблазнительным способом. Они оба, по молчаливому уговору, решили хоть ненадолго отбросить все мысли о том, что могло ждать их в Лондоне, и весело смеялись, увлекшись этой игрой.
После того как они накормили друг друга птицей, бараниной, хлебом и горохом, Гаретт взялся за печеное яблоко, истекающее ароматным соком. С хитрым блеском в глазах он поднес кусочек к ее рту, и она приняла его, но при этом несколько капель брызнуло ей на грудь. Прежде чем она успела стереть их, он наклонился и слизнул их с ее кожи, а затем, делая вид, что продолжает слизывать несуществующие капли, провел дорожку вниз, к вершине ее груди, и втянул в рот сосок. Он сосал и облизывал этот восхитительный бутон, пока она не застонала от наслаждения.
Подняв голову, Гаретт взглянул в ее раскрасневшееся лицо, а затем с некоторым сожалением перевел взгляд на постель, покрытую крошками и грязными тарелками. Затем вновь посмотрел на нее и улыбнулся. Ни слова не говоря, он передвинул Мэриан в сторону и вытянул из-под нее простыню. Затем встал с постели, поднял простыню за четыре угла, завязал в узел все, что там было, — остатки еды, кости, тарелки, — снял с кровати и отнес в угол комнаты.
Когда он вернулся к ней, его возбуждение было столь очевидным, что она не удержалась и поддразнила его:
— Но, Гаретт, я все еще голодна!
Он забрался на кровать и притянул ее к себе.
— Я знаю, любимая, — прошептал он, и его глаза затуманились от желания, когда он прижался к ней всем телом, вдавив в подушки. — Но это мы сейчас поправим.
21
Солнце уже стояло в зените, когда путешественники наконец остановились перед лондонским домом Гаретта. Мэриан молча взирала на это величественное строение, напоминающее о могуществе и власти, которыми обладал Гаретт, граф Фолкхэм, с тех пор, как получил назад свои владения. Теперь он держал в своих руках ее жизнь и будущее. Не в силах унять невольного сердцебиения, девушка обернулась к нему, наблюдая за тем, как он слезает с коня. Несмотря на прошедшую ночь, полную любви и нежности, она все еще не знала точно, как же он намерен с ней поступить.
Не была ли эта ночь всего лишь плодом ее воображения? Вместе с утром пришли заботы, и тревожные предчувствия грядущих несчастий сковали их сердца ледяными оковами. Они проснулись на рассвете, удрученные и подавленные, молча оделись и так же молча тронулись в свой унылый, безрадостный путь. Все утро Гаретт избегал встречаться с ней взглядом, однако в ее душе все же затеплилась крохотная надежда после быстрого поцелуя, когда он на несколько мгновений прижался к ее губам перед тем, как покинуть комнату.
Но сейчас мрачные мысли полностью завладели их помыслами. Этой ночью Мэриан бесстыдно пыталась использовать его страсть, чтобы помочь Гаретту понять одну простую истину — она значит для него гораздо больше, чем он сам готов себе в этом признаться. И ей показалось, что она добилась некоторого успеха. И все же она надеялась, что эта ночь страсти принесет более ощутимый результат. Она очень рассчитывала завоевать его доверие. Но в этом-то она как раз и не была уверена. Он ни разу не заговорил о том, что собирается делать в Лондоне. И его молчание на протяжении всего долгого утра яснее всяких слов сказало ей, что он все еще ей не доверяет.
Он помог ей спешиться, и его взгляд на мгновение задержался на ее лице, все еще закрытом маской. Затем он проводил ее в дом, где пятнадцать слуг, одетых в богато расшитые ливреи, стояли навытяжку, всем своим видом выражая готовность повиноваться малейшему приказанию хозяина. Их улыбающиеся лица хорошо скрывали волнение и усталость из-за переполоха, поднятого в доме в связи с неожиданным приездом хозяина. И все пятнадцать пар глаз с огромным любопытством уставились на Мэриан, когда она вошла вместе с графом в нижний зал.
Гаретт представил Мэриан как Мину, свою гостью, и больше не сказал о ней ни слова, никак не объяснив, почему его гостья скрывает под маской свое лицо. Мэриан это вначале удивило, но потом она поняла, что это наилучший выход в данной ситуации. Если слуги не будут знать, кто она, то не смогут и проболтаться. Тем более что Гаретт дал им понять, что обсуждать ее присутствие вне дома строжайше запрещено. Все восприняли его приказ как нечто само собой разумеющееся, словно это было в порядке вещей.
156 
