— Мне понравится размеренный образ жизни… сегодня, — улыбнулась Шина. Она сделала паузу, потому что постеснялась сказать «с вами».
Детям надоела беседа взрослых. Играя, они начали ссориться. Люсьен пододвинулся поближе к Шине:
— Вы сегодня еще прекраснее, чем вчера, или мне так кажется?
— Вам так кажется, — прошептала Шина, но внутренне она согласилась с ним.
— Вы подобны весеннему нарциссу. Золотистая, сияющая и очень молодая.
Шине захотелось закричать — так она была счастлива слышать эти слова. Лишь одно омрачало ее радость — то, что ей приходилось ему лгать. Она обещала себе, что скоро откроется ему; она хотела быть чиста перед ним. Но она боялась сказать правду по двум причинам: во-первых, не желала подвергать опасности дядю Патрика, и во-вторых, хотя она не хотела себе в этом признаться, из страха за себя. Его любовь была настолько возвышенна, что она не хотела омрачать этого чувства.
Голос Люсьена прервал ее мысли.
— Можно я скажу вам кое-что?
— Да, — почему-то насторожилась Шина.
— Когда я пришел вчера домой, я не мог спать, я смотрел на огонь. Я напоминал себе человека, который после долгих странствий находит то, что искал. Я не думал, что смогу влюбиться снова.
— Снова? — Его слова причинили ей боль.
— Да, снова. Я не хочу вам лгать, что вы моя первая любовь. Я влюблялся много раз, но никогда это не походило на столь замечательное и волшебное чувство, которое я испытываю к вам.
От этих слов у Шины по телу пробежала дрожь. Она была тронута, но в то же время испытывала стыд, потому что не могла сказать ему правду о себе. У нее на глазах выступили слезы.
— Моя прелесть, моя маленькая любовь, — прошептал он. — В чем дело? Чем я мог обидеть вас?
— Я так счастлива. — Шина отвернулась, потому что не могла больше сдерживать слезы.
Тут подбежали дети, громко споря и прося их рассудить. Когда их помирили, лакей принес обед, и Люсьен должен был идти.
— Я пообедаю в гостиной и буду ждать вас в холле, — сказал он.
— Конечно, дядя Люсьен! — закричали Мэди и Педро.
Когда он ушел, они принялись за обед. Но Шина не могла ничего есть. Она очень волновалась.
Шина была так счастлива, но в то же время ненавидела себя за то, что вынуждена лгать Люсьену. Но ей приходилось это делать, пока дядя Патрик не ответит на ее письмо. Шина думала о том, как позвонить ему или послать телеграмму, но она не знала, где дядя находится в данный момент. Она боялась звонить из посольства, а позвонить из другого места могла, только когда дети спали. И при этом ей нужно было объяснять, зачем она хочет выйти. Если бы она думала только о себе, все бы шло своим чередом. Но ее сердце и душа принадлежали теперь Люсьену. Она хотела быть совершенной в его глазах. А несуществующий муж, о котором напоминало ей обручальное кольцо, омрачал ее счастье.
Пообедав, дети побежали в спальню. Шина вдевала их салфетки в серебряные именные кольца, когда услышала, как отворилась дверь. На пороге появился виконт. Она не успела поздороваться с ним, как он гневно произнес:
— Почему вчера вечером вы ужинали с Люсьеном Мансфильдом, а не со мной?
— Полковник Мансфильд попросил меня об этом, — неуверенно ответила Шина.
— Однако вы отказались поужинать со мной, — парировал Анри де Кормель.
— Вы знаете, что ваша сестра не одобрила бы этого, — защищалась Шина.
— Моя сестра! — усмехнулся он. — Хорошее оправдание, не так ли? Если бы вы захотели поужинать со мной, вам было бы на это наплевать. Вы не столь просты, как кажетесь. Но позвольте вам кое-что сказать. Вы наживете неприятности, если свяжетесь с этим джентльменом!
— Лои, Лои! — Голос Мэди прервал их разговор.
Шина поспешила на зов.
— Я не понимаю, о чем вы, — бросила она на ходу.
— Скоро узнаете, — сказал Анри де Кормель и вышел из детской, хлопнув дверью.
Шина поспешила в спальню, стараясь забыть о разговоре с виконтом.
Интересно, что он имел в виду, говоря так о Люсьене? У нее не было времени подумать. Шина собрала детей.
— Вы не так одели мне перчатки, Лои, — сказал Педро.
Шина была раздосадована на свою рассеянность. Вот что значит все время думать о своих неприятностях…
Когда дети были готовы, она отправила их в детскую и пошла в свою комнату. Она открыла свой шкаф и в душе еще раз поблагодарила Фифи за щедрость. Сегодня она впервые надела синее твидовое пальто, которое подчеркивало цвет ее глаз, жемчужно-серый костюм, серую шляпку, серые туфли и перчатки и взяла серую сумочку. В этом наряде Шина больше походила на киноактрису, играющую роль королевы Елизаветы, наносящую визит, чем на гувернантку, которая сопровождает детей в поездке к их бабушке. И все же она понимала, что одежда лишь подчеркивает ее красоту. Шина была влюблена, и это делало ее еще прекраснее. Она молила Бога, чтобы мадам Пелейо не увидела ее в таком наряде. Ведь женщины гораздо проницательней мужчин. Если виконт не догадался о ее чувстве, то мадам Пелейо было бы гораздо труднее обмануть. К счастью, когда она спустилась с детьми, дверь в гостиную была закрыта, и Люсьен уже ждал их в холле. Затем они сели в его автомобиль, так же, как они сидели в машине у виконта, когда ездили в Булонский лес. Но в этот раз все было иначе. Шина смотрела на загорелую руку Люсьена, держащую руль, и ей хотелось коснуться ее пальцами, чтобы убедиться, что он здесь и это не сон. Он хорошо вел машину, но не разгонялся до такой скорости, как виконт. Во всем, что он делал, чувствовались надежность и спокойствие. На такого человека можно было положиться. Он бы защищал и лелеял ее. Но простит ли он ей ложь? Эта мысль постоянно преследовала Шину, и даже болтовня Мэди не могла отвлечь ее. Люсьен был немногословен, но Шине и так было хорошо. Лишь дважды он взглянул на нее, и ей становилось так же тепло, как от его поцелуев. Они пересекли Сену, в которой отражались синева неба и золото солнца. Он посмотрел на нее снова, и она угадала его мысли. Он вспоминал о том, как хорошо им было вчера.