Последние отзывы

  51  

Немного помолчала.

– Я просто хотела, чтобы ты знал – я ни о чем не подозревала. Мама рассказала мне, что тебя осудили, лишь спустя три года. Тогда же и сказала, что ты погиб.

– Это уже неважно, – холодно произнес Роберт, пристально рассматривая узор на чашке. Вокруг рта обозначились скорбные складки.

– Да. Неважно, – согласилась я.

– Хочешь узнать, почему я приехал в Англию?

Я подняла на него вопросительный взгляд и кивнула.

– Я приехал на похороны. Три месяца назад умер мой отец, – тихо заговорил Роберт и, видя мое желание высказать соболезнования, резко остановил: – Нет. Не нужно лукавить. Ты не была с ним знакома и мне не нужно лживых заверений. Я их не приму.

– Хорошо, как знаешь, – пожала плечами. Не буду спорить, невоспитанный чурбан.

– Отец отказался переехать ко мне в Америку, говорил, что умрет на родине и его похоронят возле могилы его дорогой жены, – Роберт помолчал. – Мама умерла восемь лет назад. Сердце не выдержало сообщения о смерти единственного сына. Я не смог попрощаться с ней перед смертью, так как в тот момент, когда она умирала, лежал полуживой в тюремной больнице.

– Но как тебе удалось выжить? – осторожно поинтересовалась, немного меняя тему разговора. – Всем сообщили, что ты погиб, а оказалось, что ты жив?

– Во время взрыва мне паром сильно обожгло лицо и руки. Слава богу, глаза остались целы, я успел прикрыть их руками. Лицо было обезображено, горло обожгло так, что несколько месяцев не мог разговаривать. Начальство посчитало, что я погиб со всеми, кто обслуживал паровую машину. После взрыва была жуткая неразбериха, прорвало дамбу, вода хлынула и затопила…

Роберт вдруг остановился и, словно очнувшись, резко бросил:

– Зачем я это рассказываю? Тебе же неинтересно!

Я взяла чашку с чаем и сделала глоточек. Грустно все это. Роберт не принимает моих соболезнований. Ему не нужны ни сочувствие, ни жалость. Он превратился в озлобленного человека с ожесточенной душой и разбитым сердцем. Что я могу для него сделать? Я сама кое-как собрала себя по кусочкам.

– Так почему ты остался в Англии после похорон? – продолжила разговор как ни в чем не бывало.

– Ах да! Разбирая вещи отца, я наткнулся на твои письма. Когда я уезжал в Лондон, то приказал ему беречь их, как самое дорогое на свете… – Роберт язвительно ухмыльнулся.

– Я перечитал их все. И знаешь что?

– Что? – перевела взгляд на его лицо.

– Мне захотелось тебя увидеть. Увидеть, во что ты превратилась. Кем ты стала. Избавиться, наконец, от наваждения…

Он смолк на полуслове и шумно сглотнул. Я так и не узнала, от какого наваждения он собирался избавляться. Через мгновение Роберт невозмутимо продолжил:

– Так вот. Я стал интересоваться твоей жизнью, читать газеты.

Я хмыкнула. Ну конечно, много правды было в этих газетах…

– Представляю, что там написано.

– Неважно. Что хотел, я узнал. Скажи мне одно: ты действительно собиралась тогда за меня замуж или это была проба пера, так сказать? Семнадцатилетняя аристократка опробовала свои силы на первом юноше, который подвернулся под руку?

Я смотрела на него. На презрительно искривленные губы, на ненависть, горящую в глазах, на холодное суровое лицо и понимала: он сейчас не поверит ни одному моему слову. Он вынес вердикт и озвучил приговор, и доброте нет места в его сердце. Но ответила правду:

– Собиралась.

Как я и предполагала, Роберта перекосило от ярости. Он стремительно вскочил на ноги. Лицо пылало от гнева, руки сжались в кулаки.

– Хватит врать, ваша светлость! Твои заверения в любви… – разъярённый мужчина отошел к камину, видимо для того, чтобы оказаться подальше от меня. – Невинность, полные слез глаза, дрожащие губы, искренний голос – все было ложью! Когда я несколько месяцев сидел в грязной вонючей тюрьме, ждал парохода для отправки в колонии, отец приносил мне еду и свежие газеты, чтобы хоть как-то скрасить мое безрадостное существование. И знаешь, что я однажды увидел на развороте «Таймс»? Тебя в свадебном платье рядом с герцогом! Твое счастливое улыбающееся лицо!

Ага. Помню я тот день. И деревянные неестественные улыбки, от которых болели губы и немели щеки. И бесконечный колокольный звон в ушах, закончившийся только глубокой ночью.

Что я могла ответить Роберту? Оправдываться? Умолять? Нет. И бесполезно, и бессмысленно.

– Я еще раз спрашиваю, – спокойно повторила я, не дав волне жалости к этому мужчине поглотить себя, – чего ты добиваешься, Роберт? Какова цель всего этого?

  51