Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
288 
Ненадолго. Скоро Всемилу вновь понадобится помощь, и тогда твари Пустоши выберутся из горящего Вереша и приползут к реке. Скоро…
Солнце, словно смилостивившись надо мной, подкатилось к горизонту, коснувшись алым краем лесных вершин.
Прощались в тишине. Алексей Леопольдович пожал мне руку. Ни слова не сказал, но я знала – он желает мне вернуться вместе с Арисом. Искренне желает. И Вахтыр с Фомой тоже, несмотря на то, что сердятся на наше безрассудное самоуправство.
Друзья молчали. Алина обняла быстро, а Леон похлопал по плечу. Шар я снова вручила подруге.
– Делай то, что будет нужно, – сказала и, заскочив на спину давешней кобылки, поскакала вдоль реки.
* * *
Фома догнал меня и молча ехал впереди, показывая дорогу. Речку наши лошади перешли вброд. Вереш остался позади, слева простирался широкий луг, и вдалеке видно было границу, за которой – ни травы, ни красок, лишь серая, мертвая земля. Пустошь.
Мой спутник смотрел на когда-то зеленую, наполненную жизнью долину предгорья, лицо его было неподвижно, а взгляд горел ненавистью.
Вот и озеро.
Фома осадил лошадь.
– Скажи, колдунья, почему с нашим миром случилось такое? Я слышал про верешского стеклодува и ученых мужей из вашего мира, которые ставили опыты над тем, что он создал, не предвидя последствий.
– Я не знаю всей правды, и, думаю, никто никогда ее не узнает.
Солнце уже почти спряталось. Вокруг было тихо, только ветер шуршал. Озеро, отражая темное небо, казалось грязной чернильной лужей.
– Стеклодув хотел стать настоящим мастером и вершить судьбы, даря людям исполнение желаний. Ученые хотели знаний, а те, кто над ними – власти. Хранители вашего мира, хозяева лесов и вод, хотели проучить людей. И никто не смог вовремя остановиться.
– А ты хочешь спасти того колдуна и тоже не можешь остановиться вовремя, – усмехнулся Фома.
Я пожала плечами – справедливо, нечего возразить.
– Пожелай мне удачи, – попросила.
Мужчина поднял голову, глядя в темное небо. До Вереша было далеко, но, казалось, едкий запах дыма ощущается даже здесь. А может, просто въелся в одежду, волосы, кожу, и уже не отстанет.
– Удачи. И всем нам дожить до утра.
Сегодня роща была мрачной и тихой – ни скрипа, ни шороха. Только хруст сучьев под ногами – не умею ходить бесшумно. Да и ноги словно свинцом налились, еле идут. Страшно.
Вот и поляна. Я выбралась из зарослей, дрожащими руками отцепила от футболки колючую ветку.
– Арис!..
И замерла.
Он сидел на бревне, у самой границы глубокой лесной мглы. Левый глаз отсвечивал золотом, правый щурился, глубокая борозда пересекала бровь и терялась в густой бороде. И такие же борозды видно на руке – выглядывают из-под рукава и тянутся к ладони. Наверное, досталось ему, когда стоял сегодня с другими хозяевами лесов у окраины обреченного города, сдерживая Пустошь.
– Здравствуй.
– И тебе доброй ночи, – отозвался он.
Ноги подгибались и дрожали, но я медленно подошла ближе, остановилась напротив.
– Арис?
Покачал головой. Ничего не ответил.
– Ты ждал меня?
– Ждал.
Снова молчание.
– Арис, пойдем со мной, – под его внимательным взглядом, таким знакомым и одновременно чужим, мне хотелось плакать. – Пойдем со мной, пожалуйста. Нас ждут. Нас очень ждут, там…
Он вздохнул и – отчетливо, чеканя каждое слово:
– Здесь нет того, кого ты зовешь.
– Арис…
Все, больше не могу стоять. Опускаюсь на бревно, обхватываю руками голову.
– Если мы не вернемся вместе, они загадают желание, понимаешь? И тогда я вернусь домой, а ты… Не знаю, но я боюсь, что ты останешься здесь. А… я не хочу так.
– Потому что любишь?
На его лице улыбка, но глаза по-прежнему смотрят внимательно, словно заглядывают в душу.
– Это важно?
– Для людей – да, важно.
Мне не хочется с ним спорить. И говорить о любви тоже не хочется.
– Я не знаю, люблю я тебя или нет. Но я хочу тебя вернуть. Потому что ты бы сам этого хотел, если б помнил. И еще потому что не знаю, как я смогу забыть тебя и жить дальше. Если это любовь – пусть, мне без разницы. Я просто пришла за тобой.
– Вот как? – он щурится, золотистые отблески гаснут под ресницами. – Я помню тебя, колдунья.
Сердце сжимается, я не верю тому, что слышу.
– Ты… ты меня вспомнил?
288 
