Последние отзывы

  12  

— Ты обещала отвезти меня сегодня к нему. Мы можем поехать прямо сейчас?

— Подожди немного. Давай сначала вернемся домой и чего-нибудь поедим, а уже потом отправимся в больницу.

Девочка благодарно взяла ее за руку, и Лесли почувствовала, как у нее самой сладко сжалось сердце при мысли, что скоро она увидит Даниэля. На мгновение она устыдилась: это было нехорошо — в день похорон жениха так трепетать в ожидании встречи с его братом. Но поделать с собой ничего не могла.

Быть может, он все вспомнил? Может, он ждет этой встречи с таким же нетерпением, как и она? Вместе у них хватит сил, чтобы пережить то, что случилось, и сделать прошлое прошлым.

Сладкие мечты? Нет. Самая обыкновенная, древняя, как мир, надежда. И она не перестанет надеяться, пока жива.

Когда очередная струйка мясного бульона побежала по подбородку и дальше, под пижаму, на грудь, Даниэль наконец дал волю чувствам, которые копились в нем все утро.

Издав низкий гортанный звук, подобный рычанию загнанного в угол льва, он швырнул ложку на поднос и, не переставая бормотать проклятия, попытался вытереть потеки жидкости тыльной стороной ладони. Бульон и желе! Неужели они не могут дать ему что-нибудь, что не капает и не сваливается с вилки при малейшем движении?

— Я же предлагала покормить вас, мистер Винтер!

Черт возьми! Сестра, оказывается, не ушла.

— Я не младенец! — рявкнул он. — Если бы мне дали нормальную еду, я бы справился сам!

— Если бы вам дали нормальную еду, вас, скорее всего, стошнило бы. Давайте-ка, лучше я помогу вам доесть бульон.

Голос звучал подозрительно кротко, как будто сестра улыбалась, и Даниэль повернул к ней голову, на долю секунды позабыв о своих перебинтованных, бесполезных сейчас глазах, окончательно рассвирепел и, не отвечая, откинулся на подушку.

— Вы сегодня не в настроении, насколько я понимаю?

Когда она без предупреждения прикоснулась к его руке, он с трудом подавил желание ее отдернуть.

— А все потому, что вы отказываетесь принимать лекарства. — Теперь голос сестры звучал отрешенно — она взялась считать его пульс. — Может, вы все-таки выпьете их?

Даниэль отрицательно покачал головой. Начиная с сегодняшнего дня, как бы ни ныло его тело, с лекарствами покончено. Ему было о чем подумать, а для этого необходима ясная голова. Пребывая в тягучем полузабытьи, вызванном болеутоляющими препаратами, думать он был не в состоянии. К тому же Даниэль был уверен, что справится с болью и без лекарств. Боль, во всяком случае, была свидетельством того, что он жив, хотя вот уже много дней он не видел даже собственных рук.

— В гробу я видал ваши проклятые лекарства!

Судя по всему, сестра унесла поднос — запах бульона исчез. Затем неожиданно — черт бы побрал эти бесшумно ступающие каучуковые подошвы, необходимый атрибут сестринской формы в больнице! — она опять возникла рядом и закатала ему рукав, чтобы измерить давление.

— Да, вы это мне уже говорили, — усмехнулась она, накачивая воздух до тех пор, пока манжет плотнее не сжал его руку. — Ну и лексикончик у вас, мистер Винтер. Я начинаю все чаще вспоминать о тех чудесных деньках, когда вы спокойно, как младенец, — она фыркнула, — лежали здесь в коме.

Даниэль вымученно улыбнулся:

— Очень жаль, что меня нельзя опять вернуть в то блаженное состояние, не так ли?

— Почему же. — Она открыла вентиль, и воздух со свистом начал выходить. — Есть такой способ. Маленькая хирургическая операция на лобных долях мозга.

Даниэль расхохотался. Смех принес с собой боль, в перебинтованных глазах закружились слепящие сгустки пламени, но настроение все равно улучшилось. Потому, наверное, что смеяться над трудностями всегда было в его характере. Смеяться — что бы ни случилось. Смеяться весело. Смеяться зло. Смеяться сквозь боль.

— Вот теперь вы больше похожи на себя, — как будто отвечая его мыслям, сказала сестра, дружески сжала его руку и, звеня подносом с остатками обеда, вышла из комнаты.

Больше похож на себя! Смеяться тут же расхотелось. Станет ли он когда-нибудь вновь самим собой? Когда он выйдет из этой чертовой больницы, вернуться к прежнему образу жизни едва ли удастся.

Прежде всего — глаза. Доктор Флетчер предупредил, что зрение, возможно, спасти не удастся. Слепота! При одной мысли об этом со дня души поднимался панический ужас. Даниэль поднес руки к повязкам на глазах, тщетно пытаясь рассмотреть хоть бы что-то сквозь бинты. Ничего, кроме темноты. Израненное тело тут же отзывалось болью, и он, опустив руки, некоторое время лежал, стараясь расслабить судорожно напрягшиеся мышцы. Это помогло, боль постепенно ушла.

  12