ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  55  

В данном случае маму переплюнуть невозможно, поэтому я озадачила мохитоса, и он нашел где-то такую же крышку, и мы используем ее для индикации моего состояния. И несколько дней назад я опять ее начистила.

На третьем этапе мама облагораживала дом. Подсвечники уже не приносили удовлетворения, и она принималась за мебель. Обычно мама отпиливала ножки. Если речь шла о столах, то она мотивировала абшнайден[8] тем, что ребенку (мне то есть) неудобно за ними сидеть. Естественно, мама пилила на глазок, долго подравнивала и, в конце концов, доводила мебель до высоты кукольного гарнитура. И тогда уже необходимо было укоротить стулья.

(Подозреваю, что среди идеалов ее юности низкие «модерновые» столики начала семидесятых занимали почетное место, где-то между поэтическими вечерами в Политехническом и высокими лисьими шапками, как у Барбары Брыльской.)

Ножки у шкафов мама отпиливала только вынужденно, потому что в процессе обновления интерьеров двигала мебель сама, не дожидаясь папиного прихода, и, конечно, часто эти ножки ломала. Попутно надрывала спину и встречала папу, скорчившись на голом полу, слабым голосом объясняя, что ей плохо и хочется полежать на досках, вот и дядя Ника, дедушкин брат, который был летчик, все ложился на пол, прежде чем умереть.

В моем доме ничего уже нельзя отпилить или передвинуть, но позавчера, содрогаясь от холода, я декорировала кухонный шкафчик оракалом зеленого цвета, того благородного оттенка, которым обладала изолента моего детства (одна была синяя, а вторая такая). Почему-то у ближних моя дизайнерская идея вызвала острую негативную реакцию, и, чтобы освежить картину, пришлось наклеить на дверцу небольшого серебристого котика.


А потом наступала развязка. Мама надевала длинное платье, сшитое тетей Верой (красные розы на черном штапеле, воланы на подоле, оборки на рукавах), вставала у окна и, прижавшись лбом к стеклу, оплакивала свою жестокую участь домохозяйки, вольной цыганской птицы, запертой в четырех стенах, прикованной к плите, неблагодарным детям и жестокому мужу, который ее ни капельки не любит.

Потом приходил папа и получал… за все, в общем, получал. И за две работы, из-за которых не появлялся дома раньше девяти вечера; и за шлюх из бухгалтерии — «Мне все сказали!»; и за то, что ей нечего надеть; и за то, что она обязательно умрет от туберкулеза, и «ты тогда освободишься, потерпи уж немного»… и, боже мой, я ведь танцевала в драмкружке и писала стихи…

Смею надеяться, что в моем случае до цыганочки с выходом дело не дойдет, хотя бы потому, что нет под рукой соответствующего платья. Да и от окна дует. Но некую тревогу, некий особенный сердечный зуд я уже ощущаю. Так хочется иной раз взмахнуть подолом, сцепить пальцы у горла, откинуть голову и гортанно воскликнуть: «Погубил ты мою красоту, ирод окаянный, погуби-и-и-и-ил…»

Поэтому пойду, пожалуй, завтра на мороз, прогуляюсь, заодно и менажницу какую прикуплю, а то радости что-то не стало.

* * *

Есть вещи, о которых бессмысленно писать.

Во-первых, слишком очевидные и бесспорные, вроде того, что «детей нужно любить», «наступило время года зима» и «обуви дешевле ста баксов не существует». Это все однозначно и не порождает дискуссии.

И напротив, повествуя о вещах совсем уж диких, легко столкнуться с элементарным недоверием. «И что, — скажет читающий, — я могу и не такой фигни напридумывать, а смысл?»

Поэтому, когда происходит нечто из ряда вон, я отношусь к этому как к факту своей биографии, который просто принимаешь, не пытаясь художественно прокомментировать и переосмыслить.

К неописуемым фактам биографии я отнесла следующее.

Сегодня на улице Народного ополчения видела женщину-дворника в пуховом платке, оранжевом жилете, фиолетовой куртке и лиловой понёве. Она сидела на низенькой оградке рядом с мусорными баками и разговаривала по мобильному телефону и на правом плече привычно, как берданку, держала древко, на котором развевался и трепетал новенький красный флаг.

Впрочем, случайные прохожие вполне могут посчитать неописуемым фактом своей биографии следующее наблюдение: в десяти шагах от дворничихи девушка в пушистой шубке и растаманском берете, сложив указательный и большой пальцы обеих рук так, что они сделались похожи на пару болтливых гусей,[9] живо обсуждала этими гусями на два голоса: «Ты это видишь?» — «Нет, ТЫ видишь то же, что и я?»


  55